— Предатели, — вот что я им сказала!
Только Ждан не отвел глаз, двое других отвернулись, хотя на их лицах была совершенная невозмутимость и даже, пожалуй, скука.
— Подойди, — коротко приказал князь.
Перед ним я сделала реверанс, не поднимая головы, как того требуют правила. Мелькнула отчаянная надежда — может, не отдаст? Может, пожалеет?
Голова поднялась сама собой. Такое чужое, почти незнакомое лицо, крупные властные черты, уверенный взгляд и еле сдерживаемая усмешка. Мой отец… Так жадно рассматривать князя я не позволяла себе ни разу. Смотреть так пристально, пытаясь в последний раз сказать о самом важном. О том, как я все-таки его люблю.
— Я вызвал тебя, чтобы сообщить о своем решении. Наши гости определились с заложницей. Ею станешь ты. Как человек взрослый и рассудительный, ты понимаешь необходимость такого шага, так что, надеюсь, выполнишь свой долг, как подобает послушной дочери.
— Да, мой князь.
Решение далось ему так легко… Он был доволен, как все обернулось, обеих дочерей сохранил, а я… Что ему я?
— Выезжаете завтра на рассвете. Лошадь, конечно, можешь забрать с собой, а из вещей бери только необходимое, наши гости, — вежливый кивок в сторону волков, — привыкли путешествовать налегке и быстро, постарайся не доставлять им лишних хлопот и не задерживать в дороге. Они о тебе позаботятся.
— Да, мой князь, — убито шепчу я, как вдруг до меня доходят его слова. Они… позаботятся? От удивления даже не успеваю остановить протест. — Вы… хотите меня отправить в дорогу одну, с тремя мужчинами?!
Не может быть, что он сотворит такое с дочерью, пусть и полукровной. Даже совсем чужой человек не сделает такого с девушкой, которая от него зависит.
— Да, они не хотят ждать, пока я смогу собрать тебе в дорогу сопровождение. Да и лишние люди для них обуза, так что поедешь с ними одна, — равнодушно говорит князь и словно убивает во мне что-то светлое. Его пальцы шевелятся, будто растирают в пыль нечто невидимое. Может, часть меня?
— Вы… не можете! — кричу. Мой голос отчаянием разносится по огромному залу, прячась в самые дальние уголки. Он что, не понимает, что моя репутация будет окончательно погублена? — Вы…
— Знай свое место! — рявкает князь. Мой… отец. Отец ли?
Впереди вырастает стена, кто-то загородил меня спиной.
— Довольно, ваша светлость, — сухо говорит Ждан. — Вы ей сообщили, она согласилась. Дальше мы сами разберемся.
Пару минут тишины, и князь уходит, тяжело таща за собой длинные полы толстого вышитого золотом кафтана. Я тоже эту ткань вышивала…
— Садись, — говорят, и я опускаюсь на подставленный стул.
Зачем они меня окружили и стоят так близко? Куда ни отвернись, все равно утыкаешься в их ноги. Не могу их сейчас видеть, никого не могу.
Меньше всего сейчас хочется показывать свои слабости, но только что мой отец что-то убил во мне. Что-то важное, долгое время придававшее мне силы. Я закрываю лицо руками и плачу навзрыд. Рыдаю так сильно, так горько, что сама этих слез пугаюсь.
Меня поднимают, подхватывают на руки и сажают на колени, крепко обнимая. Теперь я рыдаю у кого-то на плече и даже не думаю вскакивать. Зачем? Завтра утром наступит конец тому, что я так долго пыталась уберечь. Моей репутации, единственному, что я могла сделать для своего отца, чтобы он мной гордился. А он взял… и убил ее собственноручно.
— Предатели! — выдавливаю, когда горло перестает судорожно сжиматься от слез. — Зачем вы так со мной?! За что?!
А сама цепляюсь за кого-то теплого, такого теплого, что нет сил оторваться.
— Дарька, — вдруг растерянно говорит он, по голосу узнаю Радима. — Ну что ты рыдаешь-то?
— Ничего себе что! Да моей репутации теперь конец! Одна шаталась по лесу с тремя мужиками!
— Ты что… боишься? — изумляется Радим. — Не бойся, никто из нас не тронет женщину против ее воли.
— Ага, и кто мне поверит? — злюсь я. — Кто меня будет слушать, когда я вернусь? Все будут думать по-своему!
Наконец нахожу в себе силы и встаю, отрываю от себя его руки. Чего это они так странно переглядываются? Как будто глупость услышали.
— Может, ты вовсе и не вернешься, — задумчиво произносит Ждан.
Не вернусь? Это он о чем? О… заложнице. И правда, почему я не подумала, что и такой вариант возможен? От изумления даже дыхание перехватывает.
— Вы… Вы… О, меня даже везти далеко не придется! Можете прибить прямо за околицей! И всем будет плевать!
— Ждан, ну ты ее успокоил! — фыркает Дынко. — Дарька, он имел в виду, что ты не захочешь возвращаться. Вдруг тебе у нас понравится?