Швыдко объяснял задачу отрывистыми фразами, таким тоном, словно отчитывал Чистякова и весь его экипаж. И даже дергался, перетаптываясь в своих яловых сапогах, туго обтягивающих толстые икры.
– Понял? – добавлял он в конце каждой фразы. – Понял? Мы тебя поддержим огнем, а ты солому не жуй и броском вперед. Наши орудия дот не возьмут, тут работа для твоей мандулины.
– Гаубицы, – сжав губы, поправил Саня.
– Грамотный, – похвалил его Швыдко. – Вот и дуй вперед, а то меня комбриг уже заколебал. Потери большие, самоходы прижухли. Не рвутся в бой.
Чистяков понял, что говорить с заслуженным майором больше не о чем, но все же попросил:
– Пару танков хоть дайте. Я же не могу в одиночку. Весь огонь на меня.
– Пехоту дам, – после паузы сделал одолжение орденоносец. – Десант на броню.
Десант, человек двенадцать пехотинцев, облепили рубку. Чистяков, усаживаясь на свое место, кипел от злости. С минуту отмалчивался, потом показал неизвестно кому кукиш. Может, майору Швыдко, а может, комбату Пантелееву.
– Хрен вам, герои сраные. Сами решим, что делать. Трогай, Тимофей.
Чистяков понимал, что майора теребят. Наверное, грозят снять его блестящие ордена и сулят всякие неприятности. Батальон понес потери, гробить его до конца Швыдко не хочет. Кем тогда командовать?
Самое разумное – дождаться артиллерии, возможно, авиации, и лишь затем продолжать наступление. Но над майором висит грозное «давай!», и он, не став спорить, выбрал выгодный для него вариант. Танки будут много и часто стрелять. Самоходная установка с грозным прозвищем «зверобой» добавит грохоту своим шестидюймовым калибром, а там, глядишь, подоспеет артиллерия.
Единственное, за что можно было уважать майора, он не гнал на верную смерть оставшиеся танки своего батальона. Пусть сначала попробует расхлебать ситуацию самоходка с ее толстой броней, устрашающей пушкой и слишком независимым младшим лейтенантом-сопляком.
Но Саня Чистяков не был сопляком. Он уже хватил войны, будучи артиллеристом, и хотя на самоходной установке воевал первый день, кое-что уже понял. Механик Лученок гнал машину назад к разбитому доту и не задавал вопросов.
– Эй ты, герой, – зашипела рация голосом Швыдко, – направление не перепутал?
– Выполняю задание, – коротко ответил Чистяков и приказал радисту Денисову больше не отзываться.
– А если Пантелеев? – усомнился тот.
– Он нам что, поможет твой Пантелеев?
– Вот так, – ухмыльнулся Тимофей. – Слухай командира, студент.
Остановив машину неподалеку от все еще дымившегося бронетранспортера, Чистяков приказал сержанту, командиру пехотинцев, принести один миномет и загрузить его на трансмиссию.– Мины в корзинах, вон там. Принесите штук тридцать.
Вместе с Лученком и Серовым быстро обсудили дальнейшие действия. На листке бумаги (какая уж тут карта!) проложили ломаный маршрут, ведущий к доту у подножия холма. Получался крюк километра два.
Неизвестно, на какие сюрпризы можно нарваться по пути, но прямая атака была бы обречена. За спиной, на поле взорвался один из горевших танков, сдетонировал боезапас. Несколько «тридцатьчетверок» вели огонь, но высовываться не рисковали. Видимо, майор Швыдко от них этого не требовал.
Толку от такой поддержки было мало. Снаряды падали с перелетом в полста метров и больше, иногда фонтан земли и дыма поднимался рядом с дотом. Но даже прямое попадание ничего бы не изменило, а массивная заслонка амбразуры была закрыта на три четверти.
Отрезок пути, метров шестьсот, прошли по низине, не обращая внимания на взрывы мин. Знали, что существенной опасности для хорошо бронированной самоходки они не представляют.
Среди воронок лежали тела убитых бойцов. Видимо, какой-то пехотный командир вел свою роту или батальон, но угодил под мины. Тимофей выписывал виражи, стараясь не наезжать на тела. Некоторые без ног или рук, с разорванными животами, в изодранных клочьями гимнастерках и шароварах.
– Мясорубка, – прошептал Коля Серов. – Их целая батарея долбила. А я ведь воевал в пехоте… полтора месяца.
– Повезло как утопленнику, – отреагировал Тимофей. – В самоходы попал. Радуйся.
Трое раненых сидели, привалившись к обрывчику. О помощи они не просили, видели, что машина с десантом торопится в сторону вражеской обороны. Просто проводили самоходку тоскливым взглядом, от которого Сане стало не по себе.
Немецкий наблюдатель засек машину и передал координаты на батарею. Мины посыпались градом. Низина была хорошо пристреляна, и через минуту взрыв ударил едва ли не под гусеницами. Затем грохнуло, словно кувалдой, по крыше рубки. Десантники молотили прикладами и кулаками по броне. Чистяков высунулся в люк.