Она вошла в «Коппер Кеттл» и заняла один из угловых столиков. Спустя несколько минут вошла Фрэнсис Мерфи: она помахала рукой, увидев ее за столиком, и подошла. На ней было зеленое пальто и ярко-красный шарф, и она сразу напомнила Дженифер спелое яблоко. Но если уж вспоминать о яблоках, то Фрэнсис была сортом пеппин: излишняя природная слабость сочеталась в ней с язвительной ироничностью мысли. В руке у нее была газета, и снимая пальто, она уронила ее, а вместе с нею и столовый прибор. Однако, не придавая этому значения, вернула его тут же на место.
— Ты не поверишь, но произошло убийство! — с трагическим выражением возвестила она. — Именно в нашем Вичфорде! — Фрэнсис была уроженкой графства Корк, и ее акцент был все еще слышен после нескольких месяцев проживания в Вичфорде, придавая ее звуку «р» большую округлость (поскольку сама она была «пышечкой», замечания об округлости ею не приветствовались). Ко всему у нее были черные волосы, белая нежная кожа и белозубая улыбка. Она была физиотерапевтом и прожила в Вичфорде несколько месяцев до возвращения Дженифер. Они очень подружились на почве ироничного образа мысли и постоянно смешили друг друга, но убийство не оставляло повода для смеха.
— Это, несомненно, поразит тетушку Клоди, — сказала Дженифер, взяв в руки газету. — Она уверена, что Вичфорд — скучнейший городок Англии.
— Тогда его нужно приравнять по происшествиям к Кэлглэннону, — сказала Фрэнсис. — Скучнейшая деревушка в Ирландии отличилась один раз в истории тем, что взорвалась скороварка моей матери. — Она весело улыбнулась Дженифер. — Я все еще представляю ее, увешанную морковью из кастрюли: морковь была даже в волосах. Как ты думаешь, остался ли у них еще тот сдобный пирог?
— А я думала, что ты на этой неделе на диете, — с отсутствующим видом ответила Дженифер, читая в газете про детали убийства.
— Нет, я сидела на диете прошлую неделю, — сказала Фрэнсис. — А на этой я собираюсь покутить. Или это — безрассудство?
Подошла официантка, и Фрэнсис заказала чай и кексы для двоих, узнав при этом, что предвкушаемый сдобный пирог был съеден заезжими туристами.
— Так кого там убили? — спросила Фрэнсис, пытаясь прочесть газету вверх тормашками.
В свободные часы Фрэнсис пописывала и собиралась стать писательницей. У нее уже была пара публикаций, а теперь она работала над романом. Все сущее и случившееся лило воду на ее мельницу, и если природное любопытство и в самом деле признак таланта писателя, Фрэнсис обещала стать когда-нибудь преуспевающей писательницей.
— Берил Томпкинс, — проговорила она медленно, по слогам. — Боже! — Она откинулась на стуле и была, по всей видимости, потрясена. — О! Бедняжка!
Дженифер удивилась:
— Ты знала ее?
— Да. Ты тоже должна знать ее. Она — твоя пациентка. Доктор Грегсон передал ее мистеру Блайту, и мы лечили ее в клинике. У нее четыре поврежденных диска.
— Не думаю, что даже видела ее хоть раз. — Дженифер пыталась припомнить Берил Томпкинс — и не могла. — Может быть, это было до моего приезда?
— Может быть, — слабым голосом сказала Фрэнсис, откидываясь назад, чтобы официантка могла поставить поднос. — Я тогда перепробовала множество способов лечения, но она сказала, что не чувствует облегчения. Я еще сказала, что облегчения и не будет, пока она работает на этой ужасной фабрике, передвигая там всякие тяжести. Но она возразила, что нуждается в деньгах. Бедная женщина: убита… и одета была бедно — кто же мог подумать, что у нее есть деньги?
— Откуда это тебе известно? — спросила Дженифер.
Фрэнсис с упреком взглянула на нее:
— Там же сказано, что она шла со своей работы, а работала она уборщицей, не так ли? Вряд ли она оделась хорошо для такой работы.
— Да, я тоже так полагаю.
Мысль о том, что во всех газетах напишут: женщина была убита по дороге домой с работы, одетая в старье, — делала весть об убийстве еще более жестокой: даже достоинство женщины было здесь оскорблено. Это было очень похоже на Фрэнсис: заметить такую ничтожную деталь. Она еще раз взглянула в газету.
— Там говорится, она была убита на тропе, что ведет от фабрики вниз, к главной дороге. И что горло ее было перерезано от уха до уха. — Фрэнсис, разговаривая, пролила чай из чашки. — Фабрика находится на холме, прямо над госпиталем. — Она поставила чайник и отпила чай. — После всего этого я радуюсь тому, что сохранила машину, — со вздохом сказала она.
— Ты имеешь в виду, что ты ее водишь?
— А почему бы нет?
Мысль о том, как Фрэнсис водит машину, всегда заставляла Дженифер с осторожностью относиться к собственным путешествиям. Фрэнсис ненавидела механизмы и технику, и эта ненависть казалась обоюдной. Если был когда-либо человек, которому машина была противопоказана, то этим человеком была Фрэнсис Мерфи. Ее маленький автомобиль регулярно попадал в аварийные ситуации, без всякой на то причины врезаясь в ограждения и выскакивая на тротуар. Деревья будто специально выбегали ему под колеса и загоняли его в кювет. Брызги из-под колес ее автомобиля обдавали прохожих веером. Дома даже духовка отказывалась печь пироги для Фрэнсис, либо оставляя их недопеченными и холодными, либо нещадно сжигая. В злокозненном мире, настроенном специально против милейшей Фрэнсис, телевизоры ломались и переставали показывать, утюги сжигали одежду, фены — волосы, открывалки для бутылок — и те ухитрялись калечить ей пальцы. Фрэнсис говорила, что либо это — магия, либо — месть двадцатого века. В целом она предпочитала магию.
— Уж лучше скучища, чем перерезанное горло, — резюмировала Дженифер.
— Лучше бы ни то, ни другое, — сказала Фрэнсис, поедая очередной сливочный кекс и оглядывая улицу. — Я вижу, что Марк Пикок опять закрыл заведение рано. Очевидно, туристы вернулись на свои насиженные места.
Дженифер проследила взглядом направление, куда смотрела Фрэнсис. В «Пикок Антик» были погашены огни и вывешена табличка «Закрыто».
— Странно, — обронила она, но не сказала ничего больше.
Фрэнсис переменила тему:
— Как развиваются отношения между тобой и Дэвидом Грегсоном?
Дженифер была поражена:
— С чего ты вдруг заговорила об этом?
— Не потому, что он меня интересует, а потому, что я хотела забыть об этой несчастной убитой, — ответила Фрэнсис, решительно сворачивая газету и бросая ее на стул. — Но вы все еще общаетесь?
— О да, хотя и сквозь зубы, — ответила Дженифер. — Было бы много лучше, если бы он не жил с нами в одном доме. А теперь нам приходится раскланиваться за обедом и завтраком, так же, как и обсуждать дела. Это так тяжело.
Фрэнсис понимающе кивнула.
— Его пациенты без ума от него. И он всегда был очень мил со мной и очень помогал. Я не понимаю, отчего ваши отношения так дурно складываются. Я знаю, что он хорошо относится и к твоему дяде.