– Последнее время мне постоянно снится один и тот же сон. Будто я всплываю на поверхность и вижу солнце. Но там жара, она сжигает мою кожу и выжигает глаза.
– Всё верно. – Главный Инженер кивнул. – На поверхности сейчас настоящий ад.
– Откуда тебе знать? Ты там не был. Никто там не был вот уже полторы тысячи лет.
– А мне и не нужно там быть, чтобы знать. Озоновый слой разрушен. Ледники растаяли. Ничто не защищает Землю от солнечной радиации. На поверхности выжженная пустыня и нет ничего живого. Ты в школе не учился? Как инженер, ты должен знать об этом.
– Да-да. – Акмет отмахнулся. – Знаю. Я вообще не о том. Просто подумал, ну…
– Ну?
Акмет замялся, опустил взгляд.
– Что, если мне подняться наверх ненадолго? Не ради любопытства. Я бы хотел сфотографировать солнце, понимаешь? Нарисованных картинок мало. А так люди бы увидели, ну… что-то новое, понимаешь?
Главный Инженер рассмеялся.
– Ну ты и позабавил меня.
– Так что?
– Разумеется нет.
– Но почему?
– Во-первых, солнечная радиация.
– Я надену защитный костюм.
– Ты сваришься заживо.
– Я пробуду там недолго. Всего несколько минут, чтобы сделать фото. Оценю обстановку и сразу назад.
– Ты не то что сделать фотографию, ты даже посмотреть на солнце нормально не сможешь. Оно слишком яркое, слепит глаза, выжигает сетчатку. Фотография этого не передаст.
– Я хотя бы попробую.
– Нет.
– Но почему?
– Я уже сказал – это слишком опасно.
– Но я буду осторожен. Правда.
– Нет, Акмет. Это моё последнее слово. У тебя что-то ещё?
Мягкий радушный взгляд отца исчез, теперь на него смотрели наполненные стальным блеском глаза Главного Инженера. Акмет чувствовал себя так, будто разбежался что было сил, но не заметил железную стену и со всего маху впечатался прямо в неё. Невольно вспомнил, как отец говорил с ним в детстве: мягкий тон, но жёсткое слово. Проще голыми руками сдвинуть Пацифик, чем переубедить Главного Инженера.
– Ладно, я тебя понял, пап. Нет так нет. Больше не буду отнимать твоё время. Пока.
Акмет встал с кресла и быстро пошёл к лифту.
– Подожди!
Акмет нажал кнопку вызова и обернулся.
– Так как насчёт ужина? – Это снова был отец, любящий и заботливый.
– Обязательно.
Лифт приехал, Акмет зашёл внутрь.
– Но только в другой раз, – успел добавить он, прежде чем двери закрылись.
Рахан закрутил последнюю гайку, вытер пот со лба и облегчённо выдохнул. Он аккуратно положил гаечный ключ в сумку к остальным инструментам и сел на выступе, свесив ноги.
– Всегда знал, что ты с прибабахом, – сказал он Акмету, потому что тот уже какое-то время молчал, – но подняться на поверхность? Это ж чистое безумие. Тебе жить надоело?
– Я бы не задержался там надолго. От нескольких минут наверху мне бы ничего не было, тем более в костюме.
– Дружище, радиация – страшная штука. Она и батискаф сломать может.
– Ладно, вот тебе ещё один любопытный факт. Ты в курсе, что город производит энергии в пять раз больше, чем потребляет?
– Это невозможно.
– Тем не менее это так. Я посчитал. И я не понимаю, почему об этом никто не сказал раньше, ведь тут даже думать особо не надо, достаточно статистики с электростанций и простой математики.
Рахан, который до этого сидел с таким видом, будто сквозь толстое стекло купола увидел во мраке глубин древнего подводного бога, услышав последние слова, призадумался.
– Но если это так просто, – сказал он, – то почему мы до сих пор об этом не знаем? Кто-то до тебя должен был заметить, особенно сами сотрудники станций.
– Вот и я подумал, что это странно.
Наступило затишье. Они вдвоём спрятались в маленьком пятнышке света от чудищ, что живут в темноте. Акмет раздумывал, выкладывать ли последний козырь? Стоит ли оно того?
Пару недель назад он прогуливался в садовом куполе. Под ультрафиолетовыми лампами росли последние деревья и кустарники на планете. Акмет любил представлять, что вместо купола над головой ночное небо, полное звёзд, где стелется дорожка Млечного Пути и вращаются в далёком космосе иные галактики. Но за толстым стеклом была видна лишь глубоководная темнота.
Акмет сел прямо у стенки купола и стал всматриваться в этот мрак, будто надеялся разглядеть там что-то новое. Но бесполезно. Сплошная густая чернота – и ничего более. И так изо дня в день, за годом год, вот уже полторы тысячи лет. Бледные люди живут без солнца, во тьме глубин, и все силы кладут только на то, чтобы город, спасающий их жизнь, продолжал работать, как часы. Сколько сил и труда вложено во всё это – и ради чего? Ради простого выживания? А что потом? Зачем выживать, если дорога впереди не обещает ничего хорошего? Неужели за полторы тысячи лет никто не задался этими вопросами? Впрочем, все вокруг так заняты, что им не до размышлений.