И какого, скажите мне, лешего, я потащилась в Ла Пинеду по бездорожью? Впрочем, по бездорожью - сильно сказано - дороги на побережье Коста Дорада как раз выше всяких похвал. И для машин, и для пешеходов. А вот про велосипедистов забыли. И езжай на своём велосипеде хочешь - по тротуару, хочешь - по проезжей части. На первый вариант я не решилась - там же дети. А наездник я, мягко говоря, неважный. Значит, будем исходить из того, что автомобилисты - взрослые и ответственные люди, и что к даме на велосипеде они будут вежливы.
Ла Пинеда (а по-нашему, Сосновка) действительно оказалась красивым городком. Но Салоу всё-таки красивее. К тому же, в Салоу есть велосипедная дорожка до самого Камбрильса и фонтан поющий.
И вот я несусь по тёмной трассе поздно вечером навстречу машинам, молясь всем святым о прощении грехов своих. Дождь хлещет, как из ведра. И когда он только успел? Дождевик спасает слабо - от стекающих по дороге бурных рек ноги забрызганы до самых колен. Куда же тебя, Лариска, занесло?
А ещё мобильник трезвонит. Должно быть, мама. Извини, мам, сейчас реально не до тебя! Тем более, тут стенка - надо быть осторожнее, а то как сбудется Иркино пожелание.
"Убейся об стенку, тварь! - орала тогда моя подруга на весь двор. - Ты предала Родину, предала Президента! Я тебя никогда не прощу!".
А ведь до антиайданного психоза была добрейшей души человеком.
Так, стенку проехала - слава Богу. На этот раз Ирочка осталась в накладе. Ещё бы не врезаться в столб и не шлёпнуться прямо в лужу...
И вот, наконец, после стольких мытарств - усадьба Masina Catalana. Здравствуй, Салоу! Значит, недалеко и родная гостиница...
Оказавшись в номере, я первым делом залезла под горячий душ, поставила чай, чтобы выпить с мёдом. И позвонила маме.
- Лора, ты в порядке? Я уже так перепугалась!
- Да я гуляла, звонка не слышала. А что случилось?
- Да звоню тебе, а в трубке голоса. Мужчины и женщины.
- Не знаю, мам. Мужчин со мной точно не было.
- А я прямо слышу такой отчаянный крик: "Эстрелья! Эстрелья!". И какая-то женщина стонала, звала какого-то Энеко. Я уж думала: то ли с тобой что-то случилось, то ли телефон украли.
- Да нет, со мной всё нормально. Может, ты просто не туда попала?
- Может быть.
Разумеется, о погоде и о своём приключении в Ла Пинеде я рассказывать не стала. Что я, раненая, что ли?
Положив трубку, стала думать о случившемся. Однозначно, сбой на линии. Нет среди моих знакомых никого с такими именами. Эстрелью знаю только одну - из пьесы Лопе де Вега "Звезда Севильи". Читала ещё в школе. Да и честно сказать, не понравилась она мне. А Энеко - вообще не помню, слышала ли это имя? Возможно, в каком-то сериале.
- Представляете, Хулио, вчера ездила в Ла Пинеду, а тут такое...
Хулио - это бармен в отеле. Весёлый, отзывчивый человек. С ним очень интересно поболтать за жизнь, попивая у стойки эспрессо со сливками. Правда, говорить с ним приходится на его родном - русского Хулио не знает. Зато я знаю язык Сервантеса достаточно, чтобы мы могли друг друга понять.
Когда Хулио узнал, что на Родине весь двор называет меня Крыса-Лариса и мажет мою дверь помоями, стал относиться ко мне ещё лучше.
"Вы поддерживаете оппозицию? Пишете письма узникам Болотной? Esta bien! Muy bien!* У меня дед был коммунистом, сидел при Франко, при диктатуре. Tiempo horrible!** Он считал, что лучше погибнуть, чем встать на колени".
"Франкисты его убили?" - спросила я тогда, прекрасно понимая, что подобные режимы с инакомыслящими не церемонятся.
"Нет, к счастью, нет. Дедушка пережил диктатуру, успел ещё внуков понянчить".
Однако страданий дедушке Хулио пришлось испытать немало. Хорошо, моя мама этого разговора не слышала. И так она мне говорит:
"Когда же ты, наконец, успокоишься? Неужели не понимаешь, что против лома...".
Да понимаю я, конечно, что диктатуру на раз-два не одолеешь. Но унижаться перед ворами и беспредельщиками - противно.
- Связь плохая. Мама говорит, слышала крики, стоны. Какой-то Энеко, какая-то Эстрелья...
- Как Вы сказали, Лариса? - Хулио отчего-то заметно разволновался. - Это серьёзно? Не розыгрыш?
- Да какой тут розыгрыш? Мама реально перепугалась! Звонит мне, а в трубке неизвестные голоса.
Хулио вдруг стал на удивление серьёзным, задумчивым. Что это с ним?
- Понимаете, Лариса, Энеко - это имя моего дедушки, и жил он в Ла Пинеде. Его первую любовь звали Эстрелья. Она была для него настоящей путеводной звездой.*** Его жизнь была её жизнью, а его смерть стала бы и её смертью тоже. Любила она моего дедушку безумно.
Но не суждено было ей разделить всех его печалей и радостей. Франкистские полицаи, желая не то запугать Энеко, не то проучить за непокорность, ворвались ночью в дом к Эстрелье и попытались её изнасиловать. Девушка сопротивлялась так отчаянно, что трое здоровых мужиков не могли ею овладеть. Возможно, роль сыграло и то, что все трое были по-скотски пьяны. Желание, если оное и было, довольно быстро уступило место дикой злобе. Непокорную повалили на пол и забили ногами, буквально не оставив живого места. Когда пришёл Энеко, то застал Эстрелью умирающей. Только и успел, что проститься с возлюбленной.