Но спасение воспитанников — мой долг, и я попытался пропихнуть их через толпу детей, стоявших перед нами. Но потом решил, что лучше предстать перед Господом, чем спастись за счет чужой жизни. А потом снова подумал, что нужно любым способом спасти их, пусть Бог потом и накажет меня за это. Однако так и не смог… Все во мне перевернулось, когда я видел, как мать, передав своего ребенка в шлюпку, в которой сидели одни дети, как безумная посылала ему поцелуи, а отец стоял рядом, сдерживая слезы. Между тем корабль продолжал тонуть, и я принял окончательное решение — я прижму к себе детей и буду держаться на воде пока хватит сил. Я ждал, пока не затонет корабль. Кто-то бросил спасательный круг, но он пролетел мимо и упал слишком далеко. Я с трудом отломал решетку от палубы, и мы втроем крепко схватились за нее. Вдруг откуда-то донеслась музыка… Люди стали подпевать на разных языках. Потом раздался страшный грохот, мы оказались в воде, и нас стало затягивать в воронку. Я прижал к себе детей, потерял сознание, и вот мы здесь. Мама этих детей умерла два года назад. Я уверен, что те, кто были в шлюпках, спаслись. Ведь на веслах сидели опытные матросы, и они быстро отошли от корабля.
Послышались тихие слова молитвы. Джованни и Кампанелла смутно вспомнили то, что дремало в глубинах их памяти, и глаза их обожгло слезами.
«Это огромное море, называется Тихим океаном. В морях на самом севере, где плавают айсберги, кто-то трудится на маленьких судах, сражаясь с ветрами, холодными течениями и жестокими морозами. Мне так жаль этих людей, и я чувствую себя виноватым перед ними. Что я могу сделать, чтобы они стали счастливыми?» — Джованни приуныл и опустил голову.
— Что такое счастье, никто не знает. Но если вы идете по истинному пути, какие бы испытания вас ни поджидали, любой шаг вверх или вниз приближает вас к настоящему счастью, — сказал смотритель маяка, утешая их.
— Именно так. И все печали на пути к вершинам счастья нужно принимать с благодарностью, — ответил молодой человек, будто читал молитву.
Усталые брат и сестра свернулись калачиком на сиденьях и крепко заснули. На босых ножках незаметно появилась белая мягкая обувь.
Поезд с грохотом несся по блестящему фосфоресцирующему берегу реки. Видневшееся в окне с противоположной стороны поле напоминало волшебный фонарь. Мелькали сотни, тысячи вышек, на самых больших стояли флажки с мигающими красными огоньками, а на краю поля их было так много, что они сливались в мутный белесый туман. Там, а может еще дальше, в красивое синее, как колокольчики, небо время от времени взлетали тусклые сигнальные ракеты. Прозрачный и чистый ветер доносил аромат роз.
— Вот, возьмите. Наверное, вы впервые видите такие яблоки? — сказал смотритель маяка, сидевший напротив, и положил на колени крупные и красивые яблоки золотого и красного цвета, придерживая их обеими руками, чтобы не уронить.
— Откуда они? Какая красота! Здесь выращивают такие блоки? — с искренним удивлением спросил молодой человек, рассматривая яблоки в руках смотрителя, прищурив глаза и наклонив голову.
— Возьмите! Прошу вас! — сказал смотритель.
Молодой человек взял яблоко и бросил взгляд на Джованни и Кампанеллу.
— А вы, мальчики? Попробуйте!
Джованни промолчал, обидевшись на слово «мальчики», а Кампанелла ответил: «Спасибо». Тогда молодой человек дал им по яблоку, Джованни встал и тоже сказал: «Спасибо».
Руки смотрителя маяка освободились, поэтому он сам тихонько положил по яблоку на колени спящих детей.
— Благодарю вас. И где же выращивают такие прекрасные плоды? — спросил молодой человек.
— Здесь, разумеется, есть сельское хозяйство. Но так заведено, что все растет само по себе. Сельское хозяйство не требует особого труда. Стоит посеять семена, какие вам нравятся, и все всходит само по себе. У здешнего риса нет шелухи, как у того, что выращивают у берегов Тихого океана, зерна в десять раз больше и чудно пахнут. Но там, куда направляетесь вы, сельского хозяйства нет. Там едят только яблоки, да сладости, которые усваиваются без остатка. У каждого, кто их ест, появляется чудесное благоухание, которое сочится через их поры.
Вдруг маленький мальчик открыл глаза и сказал:
— Мне приснилась мама. Вокруг нее были полки с книгами, она смотрела на меня, протягивала руки и улыбалась. Я сказал, что принесу ей яблоко, и тут же проснулся. В том же самом вагоне.
— Это яблоко у тебя на коленях. Тебе его дал этот дяденька, — сказал молодой человек.
— Спасибо вам, дяденька. Сестричка Каору еще спит? Я ее разбужу. Сестричка, смотри, нам дали яблоки. Вставай!
Сестра улыбнулась и приоткрыла глаза, а затем, прикрывшись обеими руками от яркого света, посмотрела на плоды. Брат уже уплетал свое яблоко, словно пирог. Красивая кожура под ножом закручивалась спиралью, как штопор, и, не успев упасть на пол, испарялась, блеснув сероватым цветом.
Мальчики бережно положили свои яблоки в карманы.
На той стороне реки внизу по течению показался густой зеленый лес. Ветки деревьев были усыпаны блестящими красными плодами. В самом центре леса стояла высокая-превысокая пирамида, а из леса доносились несказанно прекрасные звуки колокольчиков и ксилофонов, которые под порывами ветра то растворялись в воздухе, то пропитывали его насквозь.
Молодой человек задрожал всем телом.
Они молча слушали эту мелодию, и им казалось, что повсюду раскинулись желтые, нежно-зеленые светлые поля или ковры, а росинки, будто белый воск, растекаются по поверхности солнца.
— Там вороны! — вскрикнула Каору, сидящая рядом с Кампанеллой.
— Это не вороны. Это сороки, — сказал Кампанелла почему-то с укоризной, на что Джованни невольно рассмеялся, а девочка смутилась.
На голубоватом берегу реки, освещенные речным светом, неподвижно сидело в ряд великое множество черных птиц.
— И, правда, сороки. На затылках у них длинные перья, — примирительным тоном сказал молодой человек.
Пирамидка, стоявшая в лесу, была теперь совсем рядом. Тогда из хвостового вагона поезда послышался тот самый гимн, который они слышали прежде. Люди пели его хором.
Молодой человек вдруг побледнел, встал, направился было в конец поезда, но передумал и вновь сел. Каору приложила платочек к лицу. Даже Джованни захлюпал носом. Песня, которую неизвестно кто и когда запел, становилась все отчетливее и громче. Невольно Джованни и Кампанелла тоже подхватили ее.
Зеленый оливковый лес остался уже далеко позади, печально сверкая на той стороне невидимой Серебряной реки, и звуки удивительных музыкальных инструментов, перекрываемые грохотом поезда и шумом ветра, становились все тише и тише.
— Смотрите, павлины.
— Как же их много! — воскликнула девочка.
Джованни видел всполохи голубоватого света над лесом, маленькие-маленькие, похожие на зеленые перламутровые пуговицы — это павлины то распускали, то вновь складывали свои хвосты.
— Значит, мы только что слышали пение павлинов, — сказал Кампанелла Каору.
— Да. Их было около тридцати. Звуки, напоминающие арфу, и были голосами павлинов, — сказала девочка.
Вдруг Джованни охватило чувство несказанной тоски, и он чуть не сказал: «Кампанелла, давай, выскочим из вагона и погуляем!»
Река разделялась на два потока. Между ними был черный-пречерный островок, в центре которого торчала высокая вышка, а на ней стоял человек в свободном одеянии и красной шапке. В обеих руках он держал флажки, красный и синий, глядел в небо и подавал сигналы. Пока Джованни смотрел на него, человек махал изо всех сил красным флажком, затем вдруг опустил его, спрятал за спину, высоко-высоко поднял синий флажок и стал размахивать им, будто дирижировал оркестром. В воздухе послышался шорох, словно пошел дождь, и вдруг какие-то черные комья один за другим, как снаряды, стали падать в реку. Джованни сразу же высунулся по пояс в окно и посмотрел наверх. В пустом красивом небе пролетали многотысячные стаи маленьких пичужек, которые чирикали каждая на свой лад.