– Дальше.
– Учитывая размер емкостей и давление – кислород, разумеется, был сжижен – и предполагаемую мощность и радиус взрыва, мы рассчитали, что вероятность возникновения подобных повреждений в результате утечки и случайного возгорания газа в закрытом отсеке крайне мала.
Таркин кивнул – в большей степени собственным мыслям.
– Тогда это саботаж, – сказал он. – Бомба.
– Мы так считаем, сэр. – Изображение уменьшилось, и на нём опять появился майор. – Остатки самого взрывного устройства пока не найдены, но мы их обязательно найдём.
Таркин стиснул зубы, ощущая, как напряглись мышцы лица. Он сделал над собой усилие и расслабился, улыбнувшись майору одной из своих знаменитых улыбок – с плотно сжатыми губами.
– Передайте своей группе поздравления – вы добились значительного успеха. Благодарю за оперативность.
– Спасибо, сэр. – Майор улыбнулся.
– Только не спешите расслабляться. Я хочу знать, что это была за бомба, кто её сделал, кто подбросил – всё.
Майор опять вытянулся в струнку.
– Так точно, сэр. Мы доложим, как только получим новую информацию.
– Это надо было сделать вчера, – сказал Таркин. – Вы свободны.
Голоизображение погасло, но гранд-мофф продолжал всматриваться в пустое пространство, как будто искал ответы на свои вопросы. Конечно, саботажа стоило ожидать. Такое происходило уже не в первый раз, и почти наверняка не в последний. Невозможно держать в секрете проект такого масштаба, вне зависимости от того, насколько суровые предпринимаются меры безопасности. Проницательный наблюдатель может собрать воедино множество разрозненных фактов из самых разных источников – грузовые декларации, рапорты о переброске войск, перегруппировки кораблей и тому подобное – и из этого просто нельзя не сделать несколько важных выводов, даже если ты гунган, получивший солнечный удар. Можно не знать место и назначение, но сам факт сверхмасштабного строительства будет очевиден. И, имея в распоряжении достаточно времени и ума, не так уж сложно отыскать след, ведущий к этой системе и к этой станции.
Были такие проницательные типы и среди повстанцев – Таркин в этом не сомневался. Более чем вероятно, повстанцы были и среди человеческих отбросов там внизу, на тюремной планете. Возможно, были и предатели среди имперских военнослужащих.
Проект находился под жесточайшим надзором. Коммуникации и раньше, и теперь были перекрыты плотнее, чем в дюрастальном кулаке. Но кто-то же взорвал этот грузовик, и вполне понятно, зачем.
Нельзя терпеть этих оборотней. И он не будет их терпеть.
Глава 9
"Звезда Смерти", стройплощадка бета-9, актовый зал, офисная пристройка
Его имя было – Бенитс Стинекс, и любой, кто знал хоть что-нибудь об архитектуре, несомненно, вспомнил бы его. Стинекс? Да, конечно, проектировщик. Тот, о ком регулярно пишут в "Народном голожурнале"[10]. Тот, чьи услуги всегда стоят больше, чем можно вообразить, не говоря уже о том, чтобы их себе позволить. Бригада, занимавшаяся внутренней отделкой, между собой называла его Стариком. Он действительно был старым – Тила думала, что он втрое, а то и вчетверо старше неё, а ей было почти двадцать пять стандартных лет. У этого человека морщин было больше, чем складок в гиперпространстве. Стинекс возглавлял работы по внутренним конструкциям и отделке, и его ум всё ещё был остёр, как виброклинок.
Он указал на голо, мерцавшее сине-белым светом над стоящим перед ними голопроектором – схему законченного актового зала.
– Что ты об этом думаешь, Карз?
Тила, стоявшая рядом с ним в недавно загерметизированном, но всё ещё холодном флигеле административного помещения, поняла, что опять проходит испытание. Старик испытывал её всякий раз, когда она оказывалась рядом. Она слышала, что ему требуется некоторое время, чтобы проверить чужака – но после этого он начинал полностью ему доверять. И все, кто с ним работал, старались заслужить его доверие.
Ещё бы! За рекомендательное письмо от Стинекса, пусть даже одну или две строчки, можно было выдержать практически любые возможные пытки. Это был билет на гиперлинию, ведущую к богатству, славе, к самой желанной вещи на свете...
К свободе.
К свободе создавать то, что хочешь, выражать себя в творчестве, как хочешь, строить что-то такое, что действительно переживёт века, что может...
Тила сообразила, что Старик терпеливо ждёт ответа на вопрос. Она пожала плечами.
– Стандартная имперская разработка. Хоть как-то будет работать.
Старик посмотрел на неё спокойным, разочарованным взглядом.
– Но, – продолжила она, – если вы хотите, чтобы она работала действительно хорошо, приточные и вытяжные отверстия надо расположить по-другому.
Она сняла с пояса электронный разметочный инструмент, включила стиратель и направила его на чертёж.
– Здесь, здесь и здесь, – сказала она, – и, возможно, ещё и тут.
Отверстия, на которые она указывала, исчезали, сменяясь скелетообразными линиями обшивки. Она быстро обозначила на чертеже несколько новых входов.
– Если расположить люки вот так, а проходы сделать наклонными, пропускная способность увеличится как минимум на двадцать пять процентов, как здесь сказано. Стоить это будет столько же.
Довольный Старик улыбнулся и кивнул.
– А что с вентиляцией?
– По спецификациям у нас устаревшая система – четвертого класса. Нужна как минимум пятого. А ещё лучше – шестого.
– Империя считает, что четвертого достаточно.
– Идиот, который составлял технические требования, думал только об экономии средств. Если бы ему пришлось торчать в этом зале с ещё четырьмя тысячами живых существ, каждое из которых выделяет от шестидесяти до ста сорока ватт тепла и значительное количество углекислого газа, не говоря уже о запахе, и два часа слушать скучную болтовню адмирала, он бы усовершенствовал систему воздухообмена, как только сумел бы добраться до бланка заявки.
Старик рассмеялся.
– Понятно, почему тебя посадили. "Правильное понимание политики" не входит в число твоих сильных сторон, не так ли?
Она пожала плечами.
– Форма должна соответствовать функции.
– Это идеализм. Уверяю тебя, Империя постигает основные архитектурные концепции очень медленно. – Он кивнул на трёхмерное изображение. – Хорошо. Можешь переместить отверстия. Систему вентиляции заменим на пятую. Что ещё?
Тила не смогла сдержать улыбку. Она была политзаключённой, но, по крайней мере, ей было позволено заниматься тем, что она хорошо знала. В таком громадном проекте надо было задействовать всех, кого только можно, а она прекрасно делала свою работу. Старик это понимал, хотя на словах всегда был с ней жёстким и насмешливым. Сам он охотно стал инструментом Империи и строил всё – от туалетов до башен-космоскрёбов, стадионов и орбитальных дворцов. Он успел забыть больше, чем обычный архитектор узнавал за всю жизнь. Тила училась у знаменитостей и могла узнать руку мастера. Ей не нравилось, что её спрашивают, будто арколога-третьекурсника на экзамене, но она испытывала некоторую гордость всякий раз, когда Старик улыбался и кивал в ответ на её предложения. Приятно получить одобрение специалиста такого уровня.
Однако, указав на недостатки стандартной конструкции, она снова ощутила укол совести, на секунду почувствовала волнение и расстройство. Она работала на Империю, а ведь зарекалась никогда больше этого не делать, – помогала строить станцию, которая, по всей видимости, станет самым грозным оружием, которое когда-либо видела галактика. Конечно, работать над улучшением условий в актовом зале совсем не то же самое, что разрабатывать суперлазер, способный расплавить луну, но всё же...
10