Письмо Саша побоялся подсовывать Володе под дверь, а ну как прислуга найдет. Лучше лично в руки отдать, когда тот вернется. От волнения он даже пальцы в рот потащил и поморщился тут же, противный вкус бабушкиных капель впитался накрепко, ничем не отмоешь. Саша за вечер три раза ей пузырек подносил виновато. Зато вот Конрадищу похоже нравилась вонизма, кот запрыгнул к Сашеньке на колени и присосался вдруг между большим и указательным пальцем, урча. Саша убрал было руку, начал гладить мягкую пеструю шерсть, но котище извернулся и вновь припал. Язык у него был шершавый, а у Володеньки гладкий, странная идея вспыхнула в Сашином мозгу и сладко отдалась во всем теле, измученном двухдневным воздержанием.
Он прокрался по спящему дому в бабушкину комнату, и прихватил со столика пузырек с успокоительными каплями. Гадкий кот путался под ногами и возмущенно мяукал, чуть храпящую бабушку не разбудил. В своей спальне Сашенька быстро стащил штаны и капнул из пузырька себе между ног, руки тряслись от волнения. Попало на яйца, и он растер все по промежности хорошенько. В комнате повисла натуральная лекарственная вонь, как будто чуть не погибла здесь от волнения дюжина бабушек. Кот выпучил глазищи и принюхался, запрыгнул на кровать и ткнулся мордой меж разведенных ног. А потом подобрал вдруг лапы и впился когтями в ляжку, Саша вскрикнул и попробовал оттолкнуть животину. Но не тут то было, второй лапой распаленное чудовище угодило точнехонько в бутон греха (это название Саша в маменькином альбоме давеча вычитал), у Саши из глаз аж слезы брызнули. Он наугад ударил по пушистой шкуре, раздался мяв, и кот скатился с кровати. Раненый Саша не растерялся и в два пинка выкинул его за дверь.
Всю ночь Сашенька пролежал без сна. Зудели царапины на ноге, а про другое и думать было страшно. Он несколько раз потрогал исцарапанную попу — больно.
***
А перед завтраком случилось престранное событие. Оттолкнув лакея, в дом ворвалась растрепанная девица и принялась требовать свидания с маменькой. Саша беспардонно на нее уставился и вдруг побледнел весь, так сделалось страшно: девица была точь-в-точь похожа на голую мертвячку, только сейчас на ней было платье из миленького ситчика в белый горох. Саша зажал в руке столовый нож, готовясь защитить маменьку в случае чего — днем мертвецов он не боялся. Даже с умершим дедушкой бесстрашно согласился сфотографироваться когда-то, а тут всего лишь девица.
— Наташенька, что случилось, душа моя, — заворковала вбежавшая маменька.
На ней был один лишь тонкий халатик, сквозь него аж темные волосы просвечивали. Саша невольно увлекся зрелищем, у маменьки еще будто бы роза была там прицеплена.
— За все ответишь, погубительница! — зарыдала девица и стала приближаться к маменьке.
— Изыди, тварь, — крикнул Саша и кинулся на защиту маменьки, выставив перед собой серебряный нож.
— Убивают, — заверещала девица, и тут подоспел Митька наконец-то с лакеями, и они вместе вытолкали незваную гостью за порог.
Скоро сели завтракать.
— Что за шум был, Галочка, — вопрошала бабушка, кушая булочку с джемом.
— Мертвячка приходила, — объяснил Саша с набитым ртом. — Хотела на маменьку напасть, да я не дал.
— Живая она, с чего ты взял… — маменька была задумчива, даже халатик свой не переодела.
Саша смутился.
— Почудилось тебе, Сашенька, — наперебой заговорили маменька с бабушкой, являя редкое единодушие. А еще собрались его в усадьбу отправить на целую неделю, вон какой бледненький да нервный стал.
— А гимназия как же, экзамены скоро, — пытался отвертеться Саша, надо было срочно увидеться с Володей, рассказать все. — И мне не почудилось, мы видели, правда!
— Переутомился ты, ангел мой, завтра же в деревню, — припечатала маменька.
Сашенька убежал и заперся у себя в комнате, и все трогал краешек письма в нагрудном кармане курточки.
Под дверь приходила маменька, и Саша пустил ее, хоть и не сразу. Припал на грудь родительнице и вдруг расплакался как маленький. Маменька перебирала пальцами его волосы:
— Рассказывай уже, горе мое.
— А ты не рассердишься, — Саша лукаво посмотрел из-под челки. — Обещаешь?
— Не рассержусь.
Сашенька успокоился слегка и принялся рассказывать все по порядку, и про мертвячку, и про Родьку. Маменьке очень интересно было, не то что Володе.
— А дядюшка скоро вернется, — спросил Саша под конец, от слез томление его многократно усилилось.
— Не знаю, дорогой, да и зачем тебе…
Глава 5
Снегирьцов был приятно удовлетворен заседанием Ростовского Научного Общества по животному протезированию. Там обсуждались такие животрепещущие темы, как сращивание магнитно-паровых механизмов с нервической системой многоглазых крыс-мутантов, а еще особенности размножения ростов-кунов. Так что его короткий доклад про перспективы исследований мутировавших организмов попал в самую струю, и после он имел крайне увлекательный диспут, особенно в кулуарах.
Одно же знакомство оказалось особенно полезным: магистр Московцев-Фулльман сообщил ему в приватной беседе, что городское жандармское управление регулярно снаряжает механизированные отряды в районы привулканья. Ищут контрабандистов и анархистов.
— И трупы, — добавил г-н Московцев-Фулльман, крайне многозначительно огладив себя по бородке. Она у него была клинышком, подобно мефистофельской.
— Недурственно, — отозвался Снегирьцов, уже изрядно взгоряченный возлияниями, заседание плавно перетекло в симпозиум. — А вам, коллега, не доводилось ли присоединяться к этим отрядам, должно быть много любопытного откроется пытливому уму…
— Увы, нет, коллега, — опечалился г-н Московцев-Фулльман, — мне не было дано на то позволения от Его Высокоблагородия, шефа нашей славной жандармерии.
— Отчего же? Он мне показался милейшим человеком.
— Возможно, — скорбно ответил г-н Московцев-Фулльман, — но и в милейших людях встречаются черты ретроградства и косности.
— Это какие же? — чрезвычайно заинтересовался Снегирьцов.
— Его Высокоблагородие выкрестов не любит, — понизил голос коллега.
— Как неприлично, — повозмущался Снегирьцов для проформы, — а пойдемте, любезный коллега, да и поговорим с ним прямо сейчас!
— А пойдемте! Только куда?
— В Благородное собрание, он обязательно там будет!
В Благородном собрании сегодня было тихо и спокойно, а главное — ни малейших следов шефа жандармерии. Они перекинулись в карты с парой скучающих офицеров, причем Московцев-Фулльман продулся, а Снегирьцов выиграл полтора рубля. Офицеры предложили им поискать Его Высокоблагородие в домах терпимости, якобы тот любит “лично бдить за моралью общества”.
— Да, — сказал Снегирьцов, веселясь немало, — надо проверить, вы с нами, господа?
Господа с энтузиазмом согласились, но увы, неуловимого шефа они не нашли ни в первом, самом роскошном, заведении, ни даже во втором, славящимся своими цыганами.
— Богом клянусь, это никакие не цыгане, а переодетые армяне, — с пьяной страстью уверял Снегирьцова один из товарищей, кажется, Мишей его звали, их компания разрослась незаметно.
— Но если вы правы, мой любезный друг, то это же натуральный подлог, — поддерживал его Снегирьцов, даже отпустил груди прелестницы от возмущения и взмахнул рукой. Девка свалилась с его колен. — А впрочем… какая разница.