Изолятор - Хархан-А - Квазиярус. Год 24-ый - нулевое время
Это был бред, идиотизм, паранойя! Но Иван опять висел в мрачном сыром погребе. Висел вниз головою. На цепях! Он слышал их легонькое позвякивание. От пола несло гнилью. Из угла из тьмы доносился приглушенный храп. Кто мог храпеть в его темнице, Иван не знал. Он дернулся на всякий случай. Но цепи держали его тело надежно, вырываться и тратить силы не стоило. - Эй, кто там? - крикнул он в темноту. Из угла раздалось обиженное сопение. Кто-то осторожно подполз к Ивану и прослюнил на ухо: - Моя не понимай-где откат? куда откат? зачем откат? Моя-там карашо! Моя - тут плохо! Иван сразу все понял. Не хватало лишь одного, чтобы гнусный облезлый звероноид принялся обжирать с него, висящего на цепях и беззащитного, мясо. И все же он грозно и даже злобно сказал, почти прорычал: - Твоя - уходи! Твоя - хуже будет! Моя твоя жрать, будет! Тут моя карашо! - Не нада! - без промедления и как-то по-деловому ответил звероноид. И отошел на два шага. Иван сообразил, что с облезлым гурманом можно иметь дело. В голове его родился план-пугающе простой, но единственно выполнимый в этой обстановке. Надо было лишь удостовериться, на месте ли превращатель. Но как? - Ходи моя! - властно приказал Иван. Облезлый робко придвинулся, запыхтел. - Дом твоя хочешь? - поинтересовался Иван. - Моя хочу! Моя хочу! - зачастил облезлый, кивая головой-черепом. - Моя помирай тут! Моя тут не карашо! - Тогда слушай внимательно, - сказал Иван без коверкания, но тут же опомнился, ведь не поймет же гадрианин! И перешел на более толковый: Твояполезай на моя! Твоя кусай пятка! - Не-е-ет! - испуганно замотал головой облезлый. - Моя карошая, моя не кусай люди! Иван насупился, нахмурился, побагровел. Он не знал, правда, как будет выполнять свое обещание, как отправит домой гадрианина, которого вместе с ним, а если уж говорить прямо, по его вине, перебросило в этот мир. Но с этим потом можно будет разбираться, сейчас надо выпутываться. И он зашипел на облезлого змеем, с театральной какой-то показной злобой, зная повадки звероноидов, зная, что они уважают именно такой тон: - Кусай! Не то моя твая жрать будет! А ну-ну!!! Звероноид аккуратненько, даже с непонятным подобострастием, все время лопоча извиняющимся тоном, вскарабкался по Ивану наверх, чуть ли не к самому крюку. И осторожно куснул за пятку. - Давай, падла! Чего тянешь! Чтоб мигом! - завопил Иван, не подделываясь под облезлого. И тот принялся грызть Иванову ногу. Боль была адская. Сколько мог, Иван терпел: А потом принялся кричать, ругаться, скрипеть зубами. Но звероноид свое дело знал неплохо - не прошло и минуты, как они оба рухнули вниз, на грязный и сырой пол. Звероноид сразу же испуганно отполз в угол. А Иван сидел с выпученными от боли глазами. Ни черта он не соображал в эту минуту. А сверху на него, с цепей, с железных колец, еще капало что-то - и это была его собственная кровь. - Моя - домой! - проскулил звероноид и плотоядно облизнулся. Видно, на него напал аппетит, приходящий, как известно, во время еды. - Щас! - огрызнулся Иван. - Разбежался. Он подтянул к себе ноги, преодолевая натяжение ручных цепей, ощупал их. Нет, на таких огрызках далеко не убежишь. На них даже не встанешь! Хотя надо было отдать должное, облезлый обработал ступни лишь настолько, насколько надо было, чтоб в кольца протиснулись. Иван не сразу вспомнил про превращатель - от боли он отупел просто-таки! Яйцо было на месте, в поясе! Онемевшими руками он вытащил, его. Приставил к горлу. Сдавил, что было сил. Сам он не заметил изменений. Но глядевший на него звероноид вдруг встал на четвереньки, разинул пасть, выпучил буркалы, затрясся и запричитал: - Твоя моя не кусай! Твоя моя не хотела жрать! Иван не обращал на него внимания. Он поглядывал на собственные руки. Пальцы на них лишились ногтей, стали отекшими и кривыми, как у облезлых гурманов. Пучочки драной шерсти торчали из разных мест. Превращатель сработал! Но цепи оставались на руках, даже стали давить сильнее-запастья у звероноидов были толстые, заплывшие. Иван выждал минуту. Надо было выждать, чтоб никакой осечки! Зевнул. Неосмотрительно зевнул. На облезлого это произвело ужасное впечатление. Он затрясся еще сильнее, клочки шерсти на нем встали дыбом... И только сейчас Иван сообразил - это ведь не вожак-силач и не переводчик-старик, это какая-то странная помесь и того и другого! Но почему?! Может, подлинные-то остались на месте, а это всего лишь клон с обоих, снятый при откате и воспроизведенный здесь?! А может, вообще, кто-то другой. Он не успел додумать до конца. Перепуганный гадрианин с визгами, уханьем, воплями сорвался с места. - Моя - домой! Моя невкусная! Твоя моя не кусай! У-у! - проорал он в лицо Ивану. Метнулся к каменной стене. И нащупав непонятным чутьем каменную же дверь, ударился в нее всем телом, выдавил ее в ту сторону, протиснулся в дыру и исчез. Через мгновение дверь эта, представлявшая из себя просто кусок стены на цепях и шарнирах, встала на место. А еще через одно из-за нее послышался хлопок и приглушенный крик: "Ай-яй-а-а!". Иван решил - пора! Он сунул яйцо в рот, надулся. И тут же начал превращаться в прежнего Ивана. При этом он глядел на ноги и убеждался в правоте своей-да, превращатель восстанавливал все без изъянов. С таким можно было попадать в любую катастрофу, выходить из любых переделок-лишь бы голова была цела! - Ну, держитесь друзья мои! - вслух проговорил Иван. Спрятал превращатель. Потом напрягся, уперся в каменный пол обеими ногами и выдрал из основания одну цепь. Передохнул чуток. Выдрал другую. Сдернуть кольца с запястий так "и не смог. Ну и не беда! Иван подошел к стене-двери, навалился на нее, опрокинул. И не давая ей вернуться в прежнее положение, протиснулся в образовавшуюся дыру. Никуда он не вышел-за дверью оказалась точно такая же темница. С той лишь разницей, что посреди пола в ней валялся в черной луже несчастный облезлый звероноид. А у стеночки сидел посапывая да похрапывая охранник-харханянин самого обычного вида, только вот толстый не в меру. На коленях у него лежал лучемет. Восьмипалые руки были разжаты. Иван не стал испытывать судьбу и ждать, пока вертухай проснется. Он захлестнул его горло цепью, развернул спиной к себе, чтоб сподручнее было и с такой силой ударил его железным кольцом, охватывавшем другую руку, что сам чуть не закричал. Жирный квашней сполз на пол.