Память вернулась к нему не сразу. Он долго не мог понять, где находится: у себя, в одноместном гостиничном номере, или в каком-нибудь очередном притоне. В последние дни он просыпался в самых различных местах. Но всегда с дикой головной болью, всегда в одежде. Иногда рядом сопела помятая и не менее похмельная девица, иногда не было никого, а раз он прочухался на груде тел, вповалку лежавших на пластиковом настиле ночлежки. Все эти пробуждения перепутались в его голове, смешались, и он не знал, где лучше, где хуже ему, нигде не было покоя. Он пил с утра до вечера. Его не тошнило и не рвало, и он мог выглушить за сутки полведра самого крепкого пойла. Только легче не становилось, память переставала жечь, лишь когда он проваливался в полуобморочную черноту забытья. А с пробуждением все начиналось по-новой.
Вот и теперь, еще прежде чем он раскрыл глаза, под веками что-то замельтешило, задергалось, набухло... и из мрака пространства выплыло нелепое нагромождение металлических конструкций, его сменило трехглазое равнодушно-спокойное, даже какое-то окаменелое лицо, но и оно уплыло в бок, освободив место двум фигурам в скафандрах... Иван резко мотнул головой, в затылке ударил тяжелый молот, виски сдавило. Он приоткрыл глаза. Обстановка была незнакомой. Одно ясно, это не отель и не притон, даже не ночлежка. Единственным, что он видел, было переплетение ржавых труб, переплетение совершенно немыслимое и беспорядочное. Похоже, его запихали в какой-то подвал или что-то наподобие. Пахло сыростью. Даже в таком состоянии он смог отметить это. И было неестественно тихо - так тихо могло быть лишь под землей или в барокамере. Он попробовал приподнять голову. Не получилось. Напряг мышцы рук, дернулся всем телом, попробовал подтянуть колени к животу. Но все с тем же успехом. Связали! Иван мотнул головой в другую сторону и ударился о выступ трубы. Связали, сволочи! Он вдруг все вспомнил. Но почему?! Эта свора должна была по идее обчистить его и смотаться... хотя, что там обчищать - в карманах, дай Бог, если наберется с полсотни евромарок, гроши! Но все равно было непонятно, зачем он им?! Сильно хотелось пить, глотка пересохла, язык тяжелым сухим кляпом лежал во рту. Иван скосил глаза, насколько смог выгнул шею. Но так ни черта и не рассмотрел-прикрутили его на совесть! - Эй, кто там! - крикнул он. Изо рта вырвался не крик, а жалкий сип, в затылок будто ломом долбанули. Откуда-то сверху прямо на нос упала капля воды. Иван поднял глаза потолок был невысоким, темным, и по нему шли переплетенные трубы. Мелькнула гнусная мысль - а может, эти ублюдки привязали его тут, подальше от глаз людских, а сами смотались, пускай, мол, подыхает? Могло быть и так! Настроение упало до нуля, хотя, казалось, ниже падать было некуда. - Эй, вы! - снова закричал Иван. - Сучье семя! Трусы паршивые! Да откликнитесь же кто-нибудь, мать вашу! Он уже начинал ощущать собственное тело, мог даже пошевелить кончиками пальцев. Ничего, еще полчасика, и он придет в себя, выпутается! Не из таких переделок выбирался! Но напускная бодрость тут же исчезла, и им завладевала апатия, перед глазами снова начинали мельтешить всякие зигзаги, молнии, уродцы, хари, рожи, казалось, - еще немного и галлюцинации совсем оттеснят явь, и тогда он или спятит окончательно, или впадет в долгут бредовую немочь, или просто подохнет прямо тут, привязанным к трубам. В мозгу застучала прилипчивая короткая фраза: труп на трубах, труп на трубах... и от нее никак не удавалось избавиться. - Вы все - дерьмо и подонки! - заорал он, не щадя пересохшей глотки. - Ну ничего, твари, мы еще посчитаемся! Мы еще с вами поговорим по душам! От крика он снова потерял сознание. Но в этот раз не надолго. Очнулся от резкого прикосновения к губам чего-то холодного. Приоткрыл глаза. Стриженный здоровяк тыкал ему прямо под нос горлышком длинной вытянутой бутыли. Он, наверное, только что вытащил ее из холодильника - горло было ледяным, - Пей, паскудина! В рот ударила струя жидкости. Иван глотнул раз, другой... Горло свело судорогой от холода, но он глотал и глотал, казалось, он никогда не напьется. Он даже не ощущал, что именно он пьет, ему это было без разницы. Уже позже, когда жидкость хлынула из горла обратно, заливая грудь, ноги, он увидал этикетку на бутыли - это была обыкновенная шипучка. Да и не похоже, чтобы ему подсовывали что-то не то, никто вроде бы не собирался его отправлять на тот свет таким сложным образом, достаточно ведь было просто ножичком пырнуть или оставить привязанным. Но Ивану в эти минуты было на все наплевать. Он ощущал почти блаженство от этих нескольких не вылившихся обратно глотков шипучки. В голове загудело, зашумело... - Ну что, напился? - поинтересовался стриженный. Иван не удостоил его ответом. - Ну тогда отдохни, парень! Стриженный с размаху ткнул его кулачищем в солнечное сплетение. Иван задохнулся, вытаращил глаза, дернулся всем телом. Но тут же получил удар в челюсть. И опять провалился в темноту. - Ничего, это тебе вместо наркоза, - сказал стриженный и ушел.
Еще три недели назад Иван был в Москве, с утра до ночи бегал с высунутым языком по приемным, кабинетам, все пытался что-то объяснить, доказать. На него смотрели как на не в меру обнаглевшего баловня судьбы, решившего вдруг, что весь мир вертится вокруг его носа, а кое-кто намеками, а то и впрямую давал понять это. Старый приятель, друг, однокашник Толик Ребров, заведовавший в Космоцентре сектором Дальнего Поиска, заявил без обиняков: - Кончай блажить, Ваня! У нас план расписан до трехтысячного года, а ты лезешь, понимаешь, с ребячьими фантазиями! Ты что, думаешь, ежели ты известная личность, любимец публики и герой-испытатель, так для тебя все на слом пустят, так, что ли. Щас тебе прямо, по-щучьему велению, экспедицию снарядят, фонды выделят, людей подберут, технику: давай, мол, Ваня, валяй, - куда глаза глядят! Слушай, ну тебе же не двенадцать лет! Чего ты мозги занятым людям пудришь?! Иван и сам. понимал, что его затея безнадежна. Умом понимал, а вот сердце в это отказывалось верить. Его отовсюду гнали - и по-доброму, и с шуточкой, и с посулами, и по-всякому, но гнали. Был. правда, один выход. Надо лечь на обследование, чтоб провели самую глубокую, скрупулезную мнемоскопию, все изучили, разобрались, решили, постанорили и так далее. Но у Ивана была всего-навсего одна жизнь, он не мог ждать годами и десятилетиями, ждать неизвестно чего. И потому он не раскрывался. Хотя и подозревал, что данные областного мнемоцентра уже давдым-давно поступили куда надо, обрабатываются, и что он сам на крючке, просто его не хотят раньше времени тревожить. И тогда он решил порвать со всем - сил не хватало! Он подал рапорт через голову Толика Реброва высшему начальству. Рапорт, как это и должно было случиться, вернулся к Толику. Тот вызвал сразу. - Ладно, старина, я тебя понимаю, - сказал задушевно, - Другой бы на твоем месте лет десять назад сломался. Все, не тужи! Клянусь тебе, что выбью отпуск еще на полгода, лады?! Иван отрицательно мотнул головой. - А чего же ты хочешь? - Все того же! - Ну, ты даешь, старина! Я ж тебе тыщу раз объяснял, ну кто тебе отвалит такую сумму за здорово живешь?! Ты же прекрасно знаешь, сколько стоит переброска в такую даль средней поисковой лохани! Знаешь?! - Знаю, - согласился Иван. Конечно, он знал, что со своей затеей сожрет процентов десять, а то и двенадцать, всей энергии, отпускаемой Космоцентру на год, и тем самым сорвет несколько запланированных полетов. Но что ж ему теперь, вот так и сидеть с протянутой рукой оставшиеся годы! Нет, он был не согласен с подобной арифметикой. Но он не мог полностью раскрывать карт. - А чего тогда, понимаешь, прицепился? Тебе, Ваня, надо отдохнуть, ты, старина, утомился... Или, хочешь, переходи к нам, в аппарат, я тебе местечко найду, а? - Не надо ничего, давай-ка рапорт визируй!- проворчал Иван. Ребров пошевелил густыми бровями, поерзал в удобном обтекающем его кресле и сказал: - Рапорт твой я убираю. Вот сюда, видишь!- он приоткрыл дверцу в стене-сейфе.- На хранение, понимаешь. Ты у нас нонче где по графику? Иван отвернулся. Уставился в стену с вмонтированным в нее огромным океанариумом, в котором резвились уродливые рыбы с шипастными лапами и выпущенными глазищами. Одну из рыбин он собственноручно привез для Толика с проклятой, и притягательной Гадры, где чуть было не остался навсегда. Но сейчас было не до сентиментальных воспоминаний. - Ты в отпуске, старина, - сам ответил на свой вопрос Толик, - вот и отдыхай! А когда вернешься, мы с тобой поговорим о твоем дурацком рапорте, лады? Иван встал, пошел к дверям. - Эй, погоди! - Толик выскочил из-за стола, преградил ему путь. - Ты чего, рехнулся совсем, что ли?! В бабу превратился истеричную?! Ты ж космолетчик, мужик! Забыл, как мы с тобой загибались в рудниках Сельмы, а?! Мы же с тобой не супились и не морщились тогда, Ванюша! А чего ты сейчас скис, живи и радуйся! - Пусти! - Иван плечом оттолкнул начальника. - Нервишки шалят? Ладно, старина, любительскую капсулу я тебе выделю и... - Толик помедлил, вздохнул тяжко,- и шесть разгонных баков. Больше не могу, сам знаешь, меня и так за глотку возьмут, прижмут сектор. - Пусти, я тебе сказал - Иван оттолкнул Толика, распахнул двери. На выходе броснл зло, отрывисто: - Ты отлично знаешь, что там, куда я собираюсь, не хрена делать в этой твоей детской кроватке. Э-эх, ты! Да ведь я капсулу сам могу взять напрокат, в любом бюро путешествий, ну ... прощай! Толик отшатнулся, лицо его перекосилось. - Возьмешь! Не спорю! - закричал он вслед.- А кто тебе, дураку, баки даст, а?! - Но он быстро остыл, на то и был, видно, заведующим сектором, человеком, обязанным ладить с людьми. И крикнул уже вниз, вдогонку: Отдыхай, неврартеник, потом еще поговорим, может, чего и подыщем! Только Ивану было не до отдыха. С каждым днем давило все сильнее и сильнее. И додавило!
Когда он очнулся в очередной раз, тело не было таким разбитым и непослушным, как до этого. Да и голова постепенно светлела. Молот больше не колотил от виска к виску и по затылку. Стриженный снова дал воды. Но бить не стал. Ушел, также молча, как и пришел. Ивану начинала надоедать эта глупая игра. Терять ему было нечего. - Эй вы, дерьмоеды! - заорал он что было мочи. - Или вы пришьете меня сейчас, или я через денек вырвусь и разнесу к чертовой матери ваше паршивое гнездо! Оглохли? Ублюдки поганые! Издалека послышались тяжелые шаги. Потом прозвучало ворчливо: - Кто это там такой грозный? Ой, как страшно, аж поджилки трясутся! Иван собственным ушам не поверил. Это была скорее всего слуховая галлюцинация. Он ничего еще не видел, не мог повернуть головы, но уже готов был отдать левую руку на отсечение, что этот брюзжащий грубый голос принадлежит его давнишнему знакомцу, разведчику второго класса, которого вышибли за буйный нрав из Объединенного Космофлоа Земли, с которым они коротали почти год на Гадре, а потом бывали в таких переплетах, что и вспоминать к ночи не следует. - Щя мы поглядим, кто тут разносить нас собирается, щя-я! Да, это был голос Гуга Хлодрика, Иван узнал бы его из многих тысяч голосов. - Я, наверное, спятил! Это ты, Гуг?! - Мы все тут чокнутые, - отозвался пришедший, - конечно, это я, какой дурак еще полезет в этот проклятый лабиринт! Оклемался? - Хорош вопросик для первой встречи после стольких лет! - возмутился Иван. Гуг хрипато, засмеялся, смех есо был похож на отрывистый, хронический кашель. - Прям-таки уж и первой! - выдавил он, подойдя вплотную и заглядывая Ивану в лицо. - Ну что? Порядок? Я знал, что ты не загнешься! Гуг Хлодрик был на полголовы выше Ивана и раза в полтора шире. А теперь его и вовсе разнесло, он обзавелся внушительным животом и двойным подбородком, который не могла скрыть даже всклокоченная полуседая борода. Лицо у Гуга и в молодости имело красноватый оттенок, а ныне стало набрякшим, багровым - Иван сразу отметил это, несмотря на полумрак. Да, Хлодрик совсем не был похож на того молодцеватого богатыря-викинга, каким казался десять лет назад, он сильно сдал. И все же это был именно он. - Ну-у, привет, дружище! - просипел Гуг в ухо Ивану. И по-приятельски стукнул кулаком плечо.- Чего зенки пялишь, не ожидал?! Или, думаешь, я тебе в бреду привиделся, а?! - Здорово, Гуг,-тихо сказал Иван и улыбнулся. Он был рад этой встрече. Хлодрик не раз его выручал, может, и сейчас он заявился столь неожиданно, чтобы спасти его-от этой банды подонков. - Ну-у, признал! - обрадовался Гуг.- Ванюшка, ружище, чертушка! - Он ткнулся лбом в лоб Ивана, сдавил огромными лапами затекшие плечи. Ивану показалось, что Хлодрик плачет, он почувствовал щекой сырость его щеки. Но голос у Гуга не дрожал. - А вот в первую-то встречу ты меня и не признал, Ванюша, гад ты этакий! Щяс, небось, и не помнишь, как засветил мне прямо под глаз, а? - Не помню, Гуг, - сознался Иван. Он на самом деле почти ничего не помнил; мало ли чего могло случиться за эти две угарные недели. - Это было в кабаке одноглазого Сайруса, ты там выдавал такие фортели, что только держись! Полгорода до сих пор ходит в синяках и шишках. Ваня, а местное бабье тоскует-куда подевался этот ухарь?! По простоте своей я хотел унять тебя, ну и получил по морде. Эх, придушить бы тебя, гада! Так к старым товарищам не относятся, Ваня! Ну, да ладно, я отходчивый, прощаю! Иван только теперь сообразил, что надо не языки трепать, а дело делать. - Развяжи меня, - попросил он Гуга. - А буянить не будешь, - поинтересовался Гуг без оттенка шутливости. - Развязывай давай! - Хорошо, только ты не дергайся! Хлодрик запустил свои лапатообразные руки за грубы, принялся там ковыряться, нащупывая узлы, пытаясь их ослабить. Но он все-таки спросил: - Вот я тебя развяжу, а чего ты делать станешь, а? Иван усмехнулся. - Первым делом перекалечу этих недоносков!- сказал он угрюмо. - Каких таких этих? - Которые меня вырубили там, наверху, и приволокли сюда! Гуг, не будь глупей, чем ты кажешься! Хлодрик не обиделся, наоборот как-то повеселел, вновь на него напал струнный полукашель-полусмех. - Уж если кто из нас дурак, так это ты, Ваня! Любой безмозглый кретин на твоем месте давно бы догадался, что к чему! - Хлодрик отер испарину со лба, тяжко вздохнул, обдавая Ивана перегаром.- Это мои парни, понимаешь? Мои! У Ивана внутри все перевернулось. Он готов был убить Гуга, ярость захлестнула его, переполнила, даже слов не нашлось, чтобы выразить ее. - Точняк, Ванюша, мои! Да ты не трепыхайся, сам же мне и мешаешь, паскудина ты элакая! Здорово они тебя примотали. Но иначе, Ванюша, никак нельзя было - ты б или сам накрылся, или бы тебя накрыли, понял?! Дурачина ты, Ванюша, и простофиля, пить ведь тоже уметь надо, это тебе не по Пространству шастать, это тебе не на Гадре со звероящерами в бирюльки играть, это тебе... Ну чего язык в задницу заткнул?! Обиделся, что ли! Ну и болван! Я тебя же и спас, Ваня! Ты на меня БОГУ молиться должен и по гроб жизни послом накачивать! А ребятки мои, Ваня, мои. Я в тутошнем околотке, Ванюша, масть держу, так что ты не удивляйся, мимо меня здесь не проскочишь... - приговаривая так, Гуг Хлодрик распутывал узлы. Но он явно не спешил. ждал, пока старинный приятель немного поуспокоится. - Я когда по первому разу в психушку попал, Ваня, меня две недели в смирительной рубахе держали, так-то! Еле отошел, думал, кранты мне! А ты за четыре денька прочухался, тебе, Ваня, надо при жизни памятник ставить... Иван все понял. Обижаться было на самом деле глупо. - Ладно, помолчи немного, - пробурчал он почти дружелюбно. - Во-о! Ну, ты молодец! - Гуг как-то сразу вдруг справился с неподдающимися узлами, веревки, опу-. тывавшие тело Ивана, сползли вниз.Ты только это, не дергайся.. Ваня, не трепыхайся, надо, чтоб кровь по жилам разошлась. На-ка, вот лучше, глотни чуток! - Гуг ткнул фляжкой под нос. Из ее отверстия несло сивухой. - Убери!-сказал Иван и отвернулся. Он чувствовал, как миллиарды иголок впились в руки, ноги, поясницу, во все тело. Но он умел терпеть, он знал, как надо бороться с болью.. Расслабившись до предела, он не отходил от стены, так и стоял, привалившись к ней спиной, не шевелясь. - Ну и молодчага, Ваня, - осклабился Гуг. - Теперь я вижу что ты и в самом деле пришел в ум! Хавать хочешь? - Нет,- вяло ответил Иван. Есть ему почему-то совсем не хотелось. - Ну и ништяк, - согласился Гуг, - помнишь, на Гиргее в пещерах, а? Два месяца без жратвы сидели, у меня тогда, Ваня, ребра не то что к позвоночнику, а к затылку прилипли, и ведь высидели же! Без жратвы можно прожить, Ваня! А вот без моего Элексира, без этого паршивого пойла, Ванюша, сложнее. Ты как хочешь, а я глотну малость. Гуг вскинул флягу и в один прием опустошил ее, крякнул, откашлялся, потом бросит флягу под ноги и смял ее своим пудовым башмаком. - Все, Ваня! Завязываю! - Гуг ухмыльнулся плутовато. - До сегодняшнего вечера - Но тут же посерьезнел, насупил белесые жидкие брови. - А тебе не советую, не стоит и вечером развязывать, слишком это мне дорого, Ваня, обходится, ты же мне троих лучших парнишек искалечил, нехорошо это! Иван опустился на корточки. Иголки перестали колоть его, но слабость в теле сохранялась. Ему почему-то подумалось, что вот уйдет он из Отряда, размякнет, через пару лет станет таким же как Гуг, и все ему будет до фени, на все будет плевать! Может, так и стоит сделать, ну их всех! Надо гнать лишнее из мозга, из памяти, мало ли чего-и где случается, что ж всем беситься, рвать нервы?! Так они же не из титанопластика, их и вообще позагубить недолго... Нет, врешь, оборвал он сам себя, нервы у человека покрепче и погибче титанопластика, это уж точно, иначе бы и человечества на Земле давненько бы не осталось, все бы в истериках да психозах сошли с земной колеи! А что касается Гуга Хлодрика, так он его точно, спас, вовремя он его окоротил, в самый раз, еще бы через недельку, глядишь, и опоздал бы. Иван положил руку на плечо Гугу. - Ты был прав! - сказал он коротко. И они поняли друг друга. Хлодрик предложил пройти в его, как он сказал, конуренку. Таковая оказалась совсем рядышком, шагах в трехстах. Они прошлепали это расстояние по замусоренному и залитому водой коридорчику, напоминавшему своей безотрадностью и неприглядностью ход подземных коммуникаций, и уперлись в железную дверь, на которой красовалось полустертое изображение черепа. Там Гуг и жил, за этой дверью. - Я бы не советовал твоим парням попадаться мне на глаза, - предупредил Иван. Гуг неопределенно хмыкнул. - Я их давно отослал наверх, не волнуйся, мордобоя больше не будет. И они вошли внутрь. Заставленная пустой посудой, какими-то невзрачными и потрепанными коробками комнатушка и впрямь заслуживала названия конуры. Потолки были высокими, но с них свисал такой слой паутины, что казалось, будто над ней вообще нет никаких перекрытий, что она бесконечна. Окон в комнатушке не было. Зато стояла кровать с шарами-набалдашниками и голой панцирной сеткой. Вот на эту кровать и плюхнулся со всего маху Гуг Хлодрик. Сетка на все лады заскрипела, заскрежетала под ним.
- Хором я, Ванюша, не нажил, - признался Гуг, без особого сожаления.- Но ты не подумай, что я бедный человек, нет, у нас тут бывает ха-ароший клёв... - Заткнись! - оборвал его Иван. - Я не желаю знать про твои делишки! Докатился, космолетчик! - Ну, давай, давай, я с удовольствием послушаю воскресную проповедь. - Обойдешься! Ивана вдруг прорвало. Он выложил о себе всю правду, рассказал столько, сколько никому не рассказывал, слова вырывались из него будто лава из вулкана. И сдержаться он уже не мог. Гуг сидел с полуоткрытым ртом и вытаращенными красными глазами. Впечатление было такое, словно его только что вытащили из подводных рудников Гадры, его распирало как глубоководную рябину, казалось кровь вот-вот брызнет из пор кожи, а глаза вылезут из орбит. - Первые дни я держался, Гуг, все было нормально! Я говорил себе - у тебя есть воля, разум, держись, космолетчик, иначе цена тебе-грош! И ведь держался, Гуг, держался! А потом навалило... Да так навалило, что хоть в петлю, хоть в окошко! Не поверишь, но это было выше человеческих сил, неделю я не спал вообще, ни единой минуты, ни секунды. Ну ладно, нас обучали не спать сутками, сам помнишь, как было в Школе, но ведь это легко, когда просто не спишь, понятно, просто! А когда мозги набекрень, когда перед глазами одно и то же, Гуг, это совсем другое дело, хоть башкой об стену! У меня был план, я поклялся отомстить этим тварям, добраться до них во что бы то ни стало! Сдохнуть, но добраться! Но не так-то это просто, мнемограммы показывать, сам знаешь, шумиху поднимут, подопытным кроликом сделают, на слово само-собой никто не верит, да и попробуй раскройся, высмеют, сочтут за блаженного. Куда ни сунься, везде труба, Гуг! Но не это главное, это все дело понятное, не привыкать. А вот память жжет, сил нету, хоть под психоскальпель ложись! Вот тогда, Гуг, я и стал понемногу прикладываться, а где немного, там и все остальное... Погулял я здорово, от Марселя до Тегерана, а потом залетел в эту дыру, черт бы ее побрал. Только время зря потерял. А мне бы сейчас набрать надежных ребят, пробить разрешение, хотя бы под видом свободного поиска в Пространстве, ну ты знаешь, да и махнуть туда! Иначе, Гуг, загнусь, не выдержу. Ты можешь меня считать неврастеником, бабой-истеричкой, но это не передать словами, это не под силу человеку! Гуг замахал рукой, разинул рот, еще шире разинул. - Ничего я не считаю,-проговорил он. Но ты забудь про свои замыслы, ни черта не выйдет! И ни один из нормальных парней с тобой не пойдет на это дело, можешь даже не пробовать уговаривать, тебя сочтут помешанным. Ваня, вот и все! Я сам думаю, что у тебя крыша поехала... Ладно, не трепыхайся, я чего думаю, то и думаю, крутить не собираюсь. А чем смогу, помогу! Только ведь нечем. Ежели башли нужны, сотен шесть-семь подкину... но это тебе на полбака. Можно, конечно, и побольше наскрести, на разгон всегда можно наскрести, а как обратно выбираться будешь? Не-е, коли тебя в Космофлоте не поддержат, и рыпаться не стоит! Или к частникам на поклон иди! - А что я им предложу? - спросил Иван. - В том-то и дело, что предложить тебе нечего. Ни один из частников благотворительностью в космических масштабах заниматься не станет, Ваня. Но гляди, старина, пока ты будешь по миру побираться, крохи выпрашивать, тебя точняк засекут, может, ты уже под колпаком. - Все может быть, - понуро согласился Иван. И поглядел на груду бутылок, валяющихся в углу. - В это время из-за двери послышались торопливые тяжелые шаги, сама она почти сразу распахнулась, на пороге застыли две фигуры в зеленоватой форме и касках, блеснули стволы автоматов-парализаторов. - Легки на помине, сучары! - тоскливо пробурчал Гуг Хлодрик, но не пошевельнулся. Иван смотрел на служащих Европола и не мог понять, что их сюда привело. Гуг? Его шайка? Иван не знал, что надо делать, и потому не делал ничего. - Ты сиди на месте, - холодно сказал тот, что стоял слева, указывая стволом на Хлодрика, - а русский пойдет с нами. Иван привстал. - И попрошу соблюдать спокойствие, это в ваших же интересах. - В наших интересах, - с ленцой процедил Гуг, упирая руки в колени, совсем другое, дорогие легаши! - И что же именно? - с ухмылкой поинтересовался стоявший справа. - А то, чтобы гости, навещающие нас, были немного повежливее, понял?! Если не понял, могу разъяснить, сучий потрох! Иван не видел, как ампула вылетела из дула. Но он видел, как она ударила в грудь Гугу Хлодрику и разлетелась на мелкие осколки. И он понял - у Гуга под курткой был надет панцирь. Все дальнейшее произошло мгновенно: Хлодрик вскочил на ноги, будто был не восьмипудовым верзилой, а пушинкой, взметнувшейся под струей воздуха. Европоловцы рухнули на грязный заплеванный пол, уткнулись в него лицами. Гуг выскочил за дверь и через минуту, после непродолжительной возни, вскриков, сопенья и скрежета зубов, втащил в комнатушку еще двоих парней в зеленоватой форменке. Он их держал за воротники. И как те ни упирались, вырваться им не удавалось. - Еще трое валяются там, у входа, - доложил Хлодрик Ивану извиняющимся тоном. - Нехорошо все это, - высказался Иван. Ему совсем не нравилось происходящее. И он никак не мог понять, зачем он европоловцам? Может, он успел натворить чего-нибудь такого, за что надлежит отвечать по местным законам. Все может быть, разве упомнишь! Только ему не хотелось попадать в клетку, какая бы причина на то ни была. - Еще бы! Конечно, нехорошо! - согласился Гуг. - Но мы сейчас сделаем так, что все будет хорошо! Он заорал на вырывающихся парней так, как не орал в свое время на звероноидов Гадры, медленно отжиравших у него левую ногу. Эти гнусные твари тогда именно отжирали его конечность, не отрывали, не отъедали, не отгрызали; они привязали самого Гуга к железному крюку, вбитому в стену пещеры, и не торопясь, со смаком и явным удовольствием, чавкая и обливаясь слюной, жрали ногу у живого и дико орущего Гуга Хлодрика. Иван поспел вовремя. Но тогда Гуг не орал так дико. - Я вас, твари, гниды паршивые, напополам поразрываю, ежели вы через две минуты не вытащите всю эту падаль наверх, чтоб она не воняла в хоромах благородного Гуга - Игунфельда Хлодрика Буйного! Поняли, суки?! В моей старой и дырявой шкуре сидят сорок поколений свирепейших викингов, и я от их имении поручению размажу ваши вонючие мозги по стенам! А ну, брысь!!! Он притопнул ногой. И выпустил парней. Не прошло и минуты, как в конуренке стало тихо и покойно, никто не стоял в ней из непрошенных гостей, никто не лежал на полу. Иван выглянул наружу - лишь валяющаяся у стены каска с зеленоватым отливом да отпечаток кровавой пятерни почти под самым потолком напоминали о случившемся. Он вернулся в комнату. Поглядел на тяжело дышащего Гуга исподлобья, неодобрительно. - И все-таки, дружище, тебя не зря вышвырнули из Космофлота, ты и впрямь Буйный. Зачем тебе лишние неприятности? Может, дело шло о штрафе за погром в кабаке одноглазого Сайруса или еще о каких-нибудь таких мелочах! А ты кулаками махать начинаешь, викинг хренов! Гуг не обиделся, не рассердился. Он снова плюхнулся на скрипящую кровать, откинулся к стене. И сказал: - Не-е, старина, у тебя точно разжижение мозгов! Вспомни-ка, о чем ты тут рассуждал только что, а? - О чём? - не понял Иван. - Балбесина, пока ты думаешь, что за тобой могут установить слежку, тебя уже взяли под колпак, дошло?! - Ты уверен? - Еще бы! - лицо Гуга было совершенно непроницаемо и серьезно. - А за скандал и потасовку в кабаке Сайруса, да и иных местах, о которых ты изволил забыть, я заплатил столько, что ребятам придется изрядно попыхтеть месячишко-другой, прежде чем мы восстановим нажитое... Не думай, что твои пьяные истерики были бесплатным развлечением! Тебе надо мотать отсюда, понял! За океаном сейчас совсем хреново, не скроешься от легавых. А в России, я думаю, тебя не сразу сцапают. Вали домой, Ваня! Никто тебе здесь не поможет. Но одну штуковину я тебе дам, глядишь, пригодится!