Его голос звучал на весь лагерь:
— Яйцо лопается! Скорее в планетарий, разгромите его! Это его тень мы видели в пруду! Уничтожьте его, пока Дейв Хансон не содеял свое колдовство!
Толпа за его спиной пронзительно закричала. Волшебники, собравшиеся вокруг Хансона, заголосили от изумления и страха. Вдруг старый Сатер Карф выскочил наружу, размахивая шестом, на котором сверкала капля солнечного вещества. Его голос, ставший повелевающим, заглушал крики остальных.
Дейв протянул руку к тяжелому молотку, намереваясь дать отпор Сыновьям Яйца, но старый Сатер, казалось, почувствовал это затылком.
— Восстанови механизм, Дейв Хансон, — приказал он, не оборачиваясь.
В этом был смысл. Сражаться могли все, но только Дейв умел обращаться с такими механизмами. Он вернулся к своей работе, а волшебники тем временем столпились вокруг Сатера Карфа, вооружившись всем, что подвернулось под руку.
В этом сражении не будет никакого колдовства. Палки, камни, молотки и ножи — вот и все, что у них осталось.
Дейв Хансон, ругаясь, склонился над прибором. Опять донесся грохот опадающего неба. Отсветы упавшего солнца потускнели, земля сильно затряслась. В планетарии отвалилось несколько шестеренок. Хансон подцепил острием шила кусок солнечной материи, опустил в аппарат и держал, пока не обжег руки. Но он увидел достаточно. Механизм не отремонтировать — до такой степени он разрушен!
Он опустил крышку и поставил шило с куском солнца вертикально, так, чтобы оно освещало как можно больше пространства. Как и следовало ожидать, опыт его мира не дал результата! В волшебной стране и действовать надо волшебством!
Он хотел было позвать Сатера Карфа, но вряд ли Сатер успел бы ему помочь, да и голос Дейва неизбежно утонул бы в шуме отчаянной битвы.
Он опустился на пол и стал искать шар из небесной материи, который откололся от сферы планетария, оставив в ней маленькое отверстие. Его поиски увенчались горсткой мелких осколков звезд и какими-то обломками, имеющими форму планет. С земли он подобрал комок грязи, смешанной с солнечным веществом и поэтому слабо блестящей. Он вовсе не был уверен, что сумеет применить знания, почерпнутые из книги по прикладной семантике, но твердо знал, что в этом случае ему нужно средство управления — символ символов, который помог бы ему восстановить планетарий.
Он схватил комок и прикоснулся им к планетарию, пытаясь вспомнить формулу присвоения истинного имени. Приходилось импровизировать, но он упорно повторял начало фразы, пока не придумал:
— Я, создавший тебя, даю тебе имя… — Какое же имя, черт возьми? — Я даю тебе имя Голем и приказываю подчиняться, когда я буду называть тебя по имени!
Он крепче сжал в руке комок, боясь достигнуть результата, обратного желаемому, как это иногда случалось в волшебных сказках. Наконец его губы прошептали самый простой приказ, который он смог придумать:
— Голем, починись!
Внутри механизма раздался какой-то шум и скрежет, и из уст Хансона вырвался крик. Он едва успел взглянуть на шестеренки, которые целехонькие стояли на своих местах, как вдруг возле него очутился Сатер Карф и вцепился в рукоять.
— У нас меньше минуты! — произнес старик.
Пальцы Сатера с бешеной скоростью закрутили рукоятку. Вдруг он выпрямился, резко протянул руку к планетарию и произнес несколько заклинаний на священном языке. В конце тирады прозвучало очень длинное слово, вереница звуков, не воспроизводимых для горла любого человека из мира Дейва.
В каждом атоме, из которых состояло тело Хансона, все перевернулось. Вселенная словно зашлась надрывным криком. Над горизонтом поднялся огромный пылающий диск и рванулся к небу: солнце вернулось на свое место! Большие куски небесной материи, рассыпанные вокруг, также взметнулись вверх, поднимая сильный ветер и проламывая дыры в крыше здания. Хансон схватился за кусочек неба, который лежал у него в кармане, но он не улетел. И даже крошечный шарик солнечной материи остался наколотым на шило.
Сквозь бриллиантовую лупу Хансон смотрел на модель планеты — сердце ожившего планетария. Там, где до сих пор не было никаких облаков, теперь они появились. И движение царило в зелени лесов и голубизне океанов, словно деревья колыхались на ветру, а волны ударялись о берега.
Когда он поднял глаза вверх, он увидел восхитительную картину. Солнце, как ему и положено, освещало землю, а на ярко-голубом небе уже почти не осталось трещин.
С восходом солнца битва снаружи прекратилась. Половина волшебников лежала неподвижно, а вторая собралась толпой возле здания, где перед входом стояли Хансон и Сатер Карф. Сыновья Яйца потеряли меньше людей, так как значительно превосходили противника числом, но появление солнца и восстановление небосвода потрясли их до глубины души.