И вот завтра утром ему предстояло ехать на Свалку.
* * *
Несколько лет назад на одной из порванных журнальных страниц Алигулу попалась цветная картинка, как звали художника, нарисовавшего эту картинку, он не знал, но однажды увиденная журнальная репродукция крепко запала в память: большие часы, будто сделанные из куска мяса, или же из толстой мокрой материи, или же, черт знает из чего, верхней половинкой своей лежали на столе, а нижней свисали со стола, готовые сползти вовсе, и странно, почему эту картинку Алигулу никак не мог забыть? - он не знал, но порой ему казалось - серый, истрепанный мешок, что выходя из дома по утрам, он берет с собой, перекинув через плечо, напоминает те самые часы...
* * *
Постель на крыше, казалось, была постелена не на крыше дома, а в электропоезде, и поезд этот мчался не среди песков Апшерона, не мимо бесхозных оливковых и инжировых деревьев, не по окраинам поселков и жилмассивов, следовавших один за другим, а мчался этот поезд среди звезд, высыпавших на небе, и в этот летний зной и духоту поезд вез его не на Свалку, где от вони кружилась голова, а куда-то в неизвестную даль, и в той дали не было ни вони, ни свалки, ни пустых бутылок, все там было по другому - но как? - Бог его знает как, но совершенно иначе...
* * *
Руки у зубного врача Мусеиба были золотые, и это подтверждали все - от мала до велика - стоматологи Баку, и среди этих стоматологов, конечно же, были и такие, что не любили Мусеиба, завидовали ему, видеть его не могли, но и они подтверждали, что да, мол, этот с грубым, неотесанным характером, рыжий мужчина обладает на самом деле золотыми руками, и если стоматологию можно назвать божьим даром, то в первую очередь Аллах наградил этим даром Мусеиба, он - стоматолог от Бога.
Мусеиб был верующим, и в советское время ровно одиннадцать лет, с 1979 г. по 1990 год, то есть, год, когда граждане стали покидать ряды коммунистической партии, был секретарем первичной парторганизации в самой крупной стоматологической поликлинике Баку, но не было ни дня за эти одиннадцать лет, чтобы Мусеиб не таскал в нагрудном - левом - кармане пиджака маленький "Коран", доставшийся ему от матери, и, конечно, в то время партийные стоматологи, собиравшиеся на партсобрания, и помыслить не могли, что у их парткома, то есть, Мусеиба в кармане "Коран", но кто знает, может, и среди участников партсобрания был такой (или такие), что носил в кармане (карманах) "Коран", кто это мог знать? Никто, кроме носителя и его Аллаха, и как-то раз (тогда только что пришел Горбачев, но перестройка еще не начиналась) партсобрание было посвящено теме пропаганды атеизма, и докладчиком был Мусеиб, и по мере того, как Мусеиб развивал тему доклада, критиковал веру с марксистско-ленинских позиций, разоблачал все религии, смешав их одну с другой, и все вместе - с грязью, опираясь на такие известные цитаты Ленина, как "Религия - опиум для народа" и другие, он то и дело притрагивался к левому карману пиджака, словно желая убедиться, что "Коран" все еще на месте, ему казалось, что маленький "Коран" может убежать из его кармана.
Временами Мусеибу приходило на ум, что боли в правом боку начались как раз после того партийного собрания, но на самом деле было не так, боли начались в последние месяцы, самое большее - в последний год, и сегодня рано утром включив зажигание своего "Мерседеса", чтобы ехать в бакинский Диагностический центр по поводу непрекращающейся боли, он вдруг вспомнил то далекое партсобрание и бессознательно поднес руку к груди, но, естественно, в июле, в жаре и духоте он был без пиджака, и вообще, тот маленький "Коран" уже не находился в левом кармане пиджака, потому что больше не было необходимости прятать "Кораны", Советский Союз давно повержен в прах, и теперь дома у Мусеиба были "Кораны" один красивее другого - великолепные, дорогие издания, но сегодня утром, когда Мусеиб усаживался в свой "Мерседес", чтобы ехать в бакинский Диагностический центр, его внезапно охватило не хорошее предчувствие, даже не то, чтобы просто - нехорошее, а такое пронзительно-нехорошее, что он весь изнутри похолодел: ему почудилось, что маленький "Коран", оставшийся после матери, во время того злополучного, посвященного атеизму партсобрания, и в самом деле покинул свое насиженное место - левый внутренний карман пиджака - и убежал...
...навсегда...
* * *
В то жаркое июльское утро Алигулу ехал в электричке под чудесный перестук колес и не хотел думать об этом жарком июльском утре, хотел забыть о нем, и временами забывал, что этот поезд (под чудесный перестук колес) везет его на жутко вонявшую Свалку.
Был в жизни Алигулу один невеселый факт, и по мере того, как проходили годы этот факт превносил в сердце Алигулу все больше печали: за всю свою жизнь он не пользовался ни одним видом транспорта, кроме электрички, не ездил на поездах дальнего следования, не садился в самолет, или пароход, потому что ни разу он не выезжал за пределы своего города, так же как никогда в жизни он не ночевал вне дома, этого одноэтажного из двух комнат домика, оставшегося в наследство от покойного Наджафали (или Алинаджафа?).
Таким образом, эта электричка, проходившая апшеронскими степями со своим перестуком колес, была единственным для Алигулу, что напоминало о каких-то несбыточных дальних путешествиях...
единственным - чем?
единственным... знаком, что ли? - и он увозил Алигулу на свалку, и в это жаркое июльское утро Алигулу вдруг почудилось, что электропоезд с его перестуком колес, в сущности, везет его к последнему пристанищу, в могилу, и хоть это чувство и было печальным, но ничего удивительного для Алигулу в том не было, потому что вся жизнь его была подобием вонючей Свалки.
Алигулу, глядя на столбы электропередач, мелькавшие за окном, подумал:
"- Ну и пусть!"
* * *
Садишься в Баку на "Сабунчинском вокзале" на электричку, проезжаешь четыре станции, выходишь, пересекаешь шоссе перед станцией и по пескам, мимо бесхозных, дикорастущих маслиновых деревьев идешь в сторону заката, и тут вдруг свежий морской воздух начинает меняться, уступает место вони, вонь царит повсюду, и даже слепой, ориентируясь на эту вонь, может легко добраться до Свалки.
Машины для уборки мусора, собрав мусор из ближних к Свалке районов и поселков Баку, привозят и сваливают его сюда, а в советское время здесь работали специальные бригады мусорщиков, отделявших бумагу, металл, пластмассу и прочее, и потом все это отвозилось на переработку, а оставшееся, ненужное прямо здесь, на месте сжигалось, но как только Советский Союз рухнул, будто умер хозяин Свалки, и разрастающаяся на глазах Свалка осталась на попечении одичавших собак и кошек, мух и насекомых, и Свалка стала терять свою величественность, которой обладала будучи в составе Союза, машины не убирали вовремя мусор, нарушилась периодичность, мусор не опоражнивался вовремя на Свалку, а железный лом, или еще что, более менее стоющее даже не доходило до мусорных ящиков, их заранее собирали и сдавали в утильсырье, и бумаги в мусоре стало гораздо меньше, вместо бумаги появились целлофановые пакеты, и когда начинали дуть знаменитые апшеронские ветры, они поднимали со Свалки тысячи целлофановых пакетов, и эти пакеты цеплялись за ветки деревьев, застревали в окнах ближних домов, украшали дымоходы на крышах.
Алигулу, проходя мимо старого инжирового дерева, с веток которого свисало множество целлофановых пакетов, подумал, что верно, и в самом деле мир изменился, раз вместо птиц на деревья налетают целлофановые пакеты.