Не пойдет она странствовать
со своим струящимся прахом
ест она сладкую солнечную пищу
и целует камень
прислушиваясь к его голубому языку
световых лет в миллионах искр
Но мор΄я — уже текучая плоть любящих
В тихом блаженстве их крови —
*** (По-другому заложены жилы…)
По-другому заложены жилы
заранее уже в материнском чреве
навыворот читается бутон твоего света
затем — в мире символов долгим окольным путем
назад в песок
и молотами свое сердцебиение
по теням века
по этим клочьям ночей —
С лугов зеленых детства
под самшитом пахнущим могилой
зазываешь ты домой
новый алфавит в словах
зодчий ты и основатель городов и парков
виноградников кровоточащих в живописи воздуха
в колдовской алхимии глаз твоих
Сестра — сестра
с карточной игрой лиц и
со страхом из эбенового дерева
осажденная огненным одеянием палачей
к закату никнут молитвы твои
когда коралл утра осиротел —
*** (Гуляющие в парке…)
Гуляющие в парке —
мимо указателей обозначающих номерами
созвездия беспокойства
где в больничных палатах смерть лежать осталась
может быть уже вошедшая в иерархию высших созданий —
Лишь на вольном воздухе
тела уже вне себя
чтобы схватить новую эпоху
с безгубым языком произрастания
шепчущим — пахнущим — живописующим —
Нога наставленная в бредовом искусстве парения
взрывчатой силой мрака.
Пляска Давида
перед чудом
влекущая бутоны вселенных в кивоте завета —
Гуляющие в парке —
посвященные
просвещенные голосовой связкой молнии
на перекрестках неисписанным пергаментом
сотворения дыша
где Б-г чуждым соком в цветке
свое величие показывает.
*** (И ослепшие тела изгнанников…)
И ослепшие тела
изгнанников
постепенно
за руки ночь возьмет
ночь перепрыгнувшая свой собственный мрак
пока
ведомые по-родственному
возрастая в опасности
в катакомбы Ура не ввалятся
ощупывая погребенные сокровища
сверкающие в черном огне светильников
который сменяется белым лучом предсказания
и снова багряным Аминь красок —
Но исцеление совершается
на новом пути
ибо вход всегда
не таков как выход
когда прощание и встреча
разлучены
неизлечимой раной жизни —
И аура утренней рани
уже ответ и подарок
другой ночи —
*** (Но под листовой кровлей…)
Но под листовой кровлей
полнейшего одиночества
которое и умирает в одиночку
где каждый чужой взор гаснет
отметая все встречи
даже те что с любовью
ты
четырьмя ликами ветра глядя в чужое пространство
король над полями неприкосновенности
явственный как челюсть покойника
оставшаяся после распада
и предназначенная лишь для жевания
в его государстве
которое погибло —
*** (Кто зовет?..)
Кто зовет?
Свой собственный голос!
Кто откликается?
Смерть!
Гибнет ли дружба
на походной постели сна?
ДА!
Почему не кричит петух?
Он ждет, пока поцелуй розмарина
плавает по воде!
Что это?
Мгновение — заброшенность,
из которого время выпало,
убитое вечностью!
Что это?
Сон и смерть лишены свойств.
*** (Она танцует…)
Она танцует —
но танцует с тяжелой гирей —
почему она танцует с тяжелой гирей?
Она хочет остаться безутешной —
Охая вытягивает она своего возлюбленного
за волосы мирового моря из глубины
волнение продувает
спасательные балки рук ее
страждущая рыба трепыхается без слов
на ее любви —
Но вдруг
у нее на шее
виснет сон и клонит ее —
Вольноотпущенники
жизнь —
смерть —
Скрижаль
Выбита скрижаль передо мною
на ступенях мраморной лестницы
буквы намечены
жабрами вековых водяных чудищ
Дыхание
окаменело
и теперь будто ногами молний
попирается
нами обремененными
нами виновными по незнанию
в смерти стольких минут —
И потом
прорываясь сквозь Библию
пророчествуя о блуждающей тайне души
и всегда указывая словно пальцами из могил
на ближайший рассвет —