– А что? – удивился Аркадий. – Вы не этим занимаетесь?
– Господь с вами, да как вам такое в голову пришло!
– Мне пришло в голову первое и самое логичное…
– Второе еще более логично: никогда хищническое истребление животных не приносило людям пользы. Думайте дальше.
– Разводить лемуров нарочно?
– Как куриц? Да, идея хороша, но дело в том, что лемуры – приматы, к тому же инопланетные; не доказано, что они не обладают разумом, и уж тем более не доказано, что они не обладают душой. Убивать их ради наживы, даже выведенных в питомнике нарочно, никто не позволит. – Он помолчал, явно раздумывая, стоит ли продолжать, но все-таки сказал: – Я бы первый не позволил, если уж на то пошло. Вы поймете, когда их увидите.
– Следовательно, остается третье: синтезировать вещество, – заключил Аркадий.
– Точно!
– Балясников откупил лицензию на это исследование?
– Подозреваю, вложил в предприятие все свои деньги и еще занял; но в случае успеха он обогатится неслыханно.
– А вы? – Аркадий с любопытством уставился на своего собеседника.
– Во-первых, мне здесь интересно, – зевая, произнес Штофреген. – Другая планета, новые знакомства… Работы никакой. Перечитал всего Шекспира и вчера осилил в оригинале “Повесть о Петре и Февронии”. Гуляю по лесу. Слежу за поведением наших рабочих – чтобы не поубивали друг друга.
Он с удовольствием заметил, как Аркадий вздрогнул.
– Мне они не показались такими опасными.
– Они опасны только в период гона, – сказал Штофреген.
Аркадий облегченно вздохнул:
– Вы шутите!..
– Я никогда не шучу с приматами, – сказал Штофреген очень серьезно.
Аркадий улыбнулся кривовато.
– Я знаю, что вы до сих пор на меня сердитесь. Это ваше право, я не в обиде.
Штофреген встал:
– А теперь я все-таки пройдусь. Душно сидеть в помещении. На дворе освежающий дождик. Когда туман сгущается, я воображаю себя в Петербурге, который сам по себе является болотным мечтанием. Здесь одно дерево растет на краю леса – в сумерках имеет пугающее сходство с Петропавловским собором.
* * *Дружок мой Стефания!..
До какой степени животные иной раз превосходят человека! Уверен, что подобная мысль неоднократно посещала Вашу светлую головку. Если бы мне на выбор предложили, с кем иметь общение: с орангутангом Жюльеном или с его бывшим господином и дрессировщиком Аркадием, я бы не колебался ни мгновения. Жюльен добр и обладает чувством юмора; Аркадий же глуп и обладает только запасом недурного коньяка, которому я уже произвел незаконную дегустацию. Аркадий еще и скуп, даже для себя самого, что мне только на руку; он бережет свой коньяк для какого-то “случая” и еще ни разу не проверил сохранность запаса. Поделом ему!
Сосед он несносный. Жалуется на пауков и требует убрать с потолка паутину, не беря того во внимание, что мне без нее будет не по себе и одиноко, – что делать, я человек привычки! Лампа, которую я жгу по ночам, его раздражает, а обыкновение грызть карандаш при сочинительстве приводит моего примата в сущее бешенство! Он подскакивает на кровати, бьет кулаком по матрасу и испускает звуки. Вчера я нарочно сходил к г-же Колтубановой и выпросил у нее десяток новых карандашей, поскольку весь прошлый мой запас я изгрыз вчистую!
На днях мы отправились в лес для отлова животных. Аркадию они необходимы для успехов на артистическом поприще, поскольку с приснопамятным Жюльеном он был разлучен волею рока, о чем я принуждаем выслушивать по десять раз на дню.
С нами на охоту напросился также г-н Волобаев, коего супруга игриво именует “Ласкарь” (кажется, об этом уже писано в другом месте). В надвинутых набекрень очках, в тесной шляпе, защищающей голову от насекомых, с самодельным арбалетом в руке, г-н Волобаев легко бы выиграл конкурс на “Самого полезного члена экспедиции”, если бы таковые проводились.
Наверное, Вы задаетесь вопросом: как же выглядит Ваш покорный слуга. Что ж, опишу Вам это плачевное зрелище! Как Вы, быть может, припоминаете, кожа у меня белая и тонкая, из таких, что легко обгорает на солнце. И вот последствия такой анатомии: солнышко показалось здесь всего раза три, и за эти три дня я успел обгореть, так что теперь нос у меня шелушится почетвертому разу и сделался из благородного матово-зеленого каким-то легкомысленно-розовым, точно принадлежит не офицеру из племени остзейских баронов, а по меньшей мере кукле, из тех, что мещанки средней руки приобретают для своих дочерей, дабы те “обучались манерам”. Вы, конечно, представляете себе этих жеманных кукляшек с их искусственными локончиками, которые через несколько месяцев обращаются в войлок, с их пластиковыми голубыми глазами и этими ужасными востренькими розовыми носами!