Фланговый — это я. Как помкомотделения, я должен был замыкать левый фланг, и меня слева не прикроет никто. Дрожь усилилась…
— Как только приземлятся фланговые, выровнять цепи и уточнить интервал. На это у вас двенадцать секунд, все прочее бросьте. Затем — прыжками вперед, четные-нечетные. Помкомотделений следят за очередностью и чтобы фланги полностью завершили охват.
Сержант поглядел на меня:
— Если сделаете все как надо — в чем я сильно сомневаюсь, — то фланги сомкнутся как раз к отбою, и можете сваливать. Вопросы?
Вопросов, как всегда, не было. Джелал продолжал:
— И еще. Это не настоящий бой, а только рейд. Мы должны показать противнику нашу силу и нагнать на него страху. Нужно, чтобы они поняли: нам ничего не стоит стереть город в порошок. И если мы пока что не забрасываем их бомбами, пусть это их не успокаивает. Пленных не брать. Убивать только при необходимости, но на месте приземления уничтожить все. И если хоть один олух притащит назад хоть одну бомбу!.. Ясно?
Некоторое время он молча взирал на нас.
— «Дикобразы Расжака» должны быть, как всегда, на высоте. Перед смертью лейтенант просил меня передать вам, обезьяны, что и на небесах не спустит с вас глаз ни на минуту… и надеется, что вы сможете покрыть славой свои имена!
Взглянув на сержанта Мигелаччо, командира первого полувзода, Джелли отступил в сторону, бросив напоследок:
— Падре, у вас пять минут.
Многие ребята вышли из строя и опустились на колени перед Мигелаччо. Вероисповедание здесь значения не имело: христиане, мусульмане, гностики, иудеи — всякий, кто хотел, мог рассчитывать на благословение перед броском. Говорят, есть части, где капеллан не идет в бой вместе с остальными, но я понять не могу: как же они там в таком случае вообще живут?! Как капеллан может благословлять других на то, чего не собирается делать сам? У нас, в Мобильной Пехоте, все идут в бросок и все дерутся — и капеллан, и кок, и даже секретарь нашего Старика. Когда мы сядем в капсулы, никто из Дикобразов не останется на борту — кроме Дженкинса, но тут уж вина не его.
Я не стал подходить к Мигелаччо — боялся, как бы кто не заметил, что меня трясет. В конце концов, падре и оттуда может меня благословить. Однако он, напутствовав остальных, подошел ко мне сам и прислонил свой шлем к моему, чтоб обойтись без радио.
— Джонни, — тихо сказал он, — ты впервые идешь в десант капралом.
— Ну да…
На самом-то деле я был такой же капрал, как Джелли — офицер.
— Послушай, Джонни… Отыскать свои «метр на два» никогда не поздно и всегда слишком рано. Ты свое дело знаешь, вот и делай его. Ни больше, ни меньше. Не лезь из кожи вон ради медалей, ладно?
— Ага, спасибо, падре. Хорошо.
Он мягко добавил что-то на языке, которого я не знал, хлопнул меня по плечу и поспешил к своему отделению.
— Смир-р-р… на!!! — крикнул Джелли. Все застыли.
— Взво-од!
— Полувзвод!.. — подхватили Мигелаччо и Джонсон.
— По полувзводам… с левого и правого борта… к броску… товсь!
— Полувзвод! По капсулам!
— Отделение!..
Мне пришлось подождать, пока рассядутся и уйдут в «ствол» четвертое и пятое отделения. Потом в «стволе» показалась моя капсула. Забираясь в нее, я успел подумать: а тех, древних, тоже дрожь брала, когда они влезали в своих троянских коней? Или это только я один такой?
Джелли проверил каждую капсулу на герметичность и собственноручно упаковал меня. При этом он, наклонившись, шепнул:
— Не тормози там, Джонни! Все как на учениях!
Люк надо мной захлопнулся, и я остался один. Как на учениях, значит… Меня затрясло с новой силой.
В наушниках послышался голос Джелли. Он вызывал капитана:
— Мостик! Дикобразы Расжака, к броску готовы!
— Семнадцать секунд, лейтенант! — раздалось в ответ веселое контральто капитана. Она обратилась к Джелли как к «лейтенанту»… Конечно, лейтенант Расжак мертв, и, может, Джелли скоро присвоят это звание… но пока что мы — Дикобразы Расжака.
— Удачи, ребята, — добавила она.
— Спасибо, капитан.
— Не подкачайте! Пять секунд…
Я был перетянут ремнями, будто багажный тюк, — живот, лоб, голени, — однако трясло меня пуще прежнего.
После отстрела всегда становится легче. До того сидишь в полной темноте, против перегрузок перебинтованный, как мумия, — тут и дышать-то трудно. Но в капсуле — азот, и шлема снимать нельзя, даже если б ты и мог его снять. Да и капсула все равно уже в «стволе»… В общем, если по кораблю попадут до того, как отстрелят твою капсулу, ты так и сдохнешь от удушья, не в силах пошевельнуться. От этого-то ожидания в темноте, наверное, и трясет — как подумаешь иногда: а вдруг ты остался один?! Корабль с развороченным корпусом несется по орбите на манер «летучего голландца», и скоро ты, не способный даже шевельнуться, начнешь задыхаться… А может, корабль сошел с орбиты; тогда найдешь свои два квадратных метра внизу — если не сгоришь по дороге.