Впрочем, парням из К-9 пришлось еще хуже. Их должны были сбросить (если бы все прошло нормально) по краю нашего района; предполагалось, что неопсы проведут рейды в периферийной зоне и облегчат работу подразделений, которые должны были оборонять периферию. Эти калибаны, конечно, не были вооружены, если не считать зубов. Неопес должен слушать, смотреть и нюхать и обо всем увиденном докладывать по радио своему партнеру. Все, что у него есть, — это рация да еще бомба, которую пес или его напарник может взорвать в случае опасных ран или захвата в плен.
Захвата в плен несчастные псины не дождались; видать, почти все они подорвали себя, как только вошли в контакт. Встретив багов, они почувствовали то же, что и я, только сильнее. Теперь-то неопсов тренируют, чтобы они с самого детства не боялись ни вида, ни запаха багов. А тех же не тренировали…
И это было еще не все. Короче говоря, атака провалилась. Но я тогда, конечно, не знал, как все идет, я просто держался за Датчем, пытаясь стрелять или жечь все, что движется, и бросая гранаты в каждую дыру. Это сейчас я, убивая багов, не трачу зря боеприпасы и топливо, хотя так и не научился различать, где опасные, а где нет. Воином может быть только один из пятидесяти — но он стоит остальных сорока девяти. Их личное оружие куда легче нашего, однако оно не менее смертоносно. У них есть излучатели, лучи которых проходят сквозь нашу броню, — и режут тебя так же легко, как крутое яйцо, а совместные действия поставлены лучше, чем у нас: мозга, который командует их «отделениями», из нор не достать.
Нам с Датчем везло довольно долго: мы держали примерно квадратную милю, заваливая все норы бомбами и расстреливая все, что находили на поверхности, а топливо в скафандрах старались беречь на случай возможной опасности. Вообще-то идея была такая, что мы обороняем намеченный район, а подкрепление с более тяжелым вооружением прибудет, не встретив серьезного сопротивления. Это был не просто рейд — это был бой с целью захватить плацдарм, удержаться на нем, укрепиться, дождаться прибытия свежих сил и захватить или просто утихомирить всю планету.
Только у нас ничего не вышло.
Наш полувзвод все сделал как надо. Правда, мы оказались не в том месте и не могли связаться с соседними отделениями — комроты и сержант были убиты, и поэтому мы так и не перестроились. Но все же мы застолбили свой участок, отделение со специальным вооружением оборудовало себе укрепленную позицию, и мы были готовы держаться до прибытия свежих сил.
Только их не было. Они приземлились туда, где должны были приземлиться мы, столкнулись с недружелюбными аборигенами и сами попали в переделку. Только их и видели. Мы оставались на месте; неся потери, отбивались — пока не подошли к концу боеприпасы, топливо и даже энергия в скафандрах. Похоже было, что бой тянется пару тысяч лет.
Мы с Датчем продвигались по стеночке — из отделения спецоружия позвали на помощь, — когда земля внезапно разверзлась прямо перед Датчем, оттуда выскочил баг, а Датч упал.
Бага я сжег, бросил в дыру гранату, отчего она снова закрылась, и обернулся посмотреть, что случилось с Датчем. Он лежал, но повреждений на нем видно не было. Командующий взводом сержант имеет специальный монитор, показывающий ему состояние каждого во взводе, отличая мертвых от тех, кому просто нужна помощь. Но то же самое можно поглядеть вручную, нажав кнопку на поясе.
Я позвал Датча — он не ответил. Температура его тела была 99 градусов; дыхание, сердце, мозг — на нуле. Это было плохо — но, может, просто скафандр сдох? Ну да, если забыть про термометр — он-то работает, а если бы скафандр заглох раньше, чем человек, сдох бы и термометр. Во всяком случае, я сорвал с пояса специальную монтировку и принялся извлекать Датча из скафандра, стараясь в то же время наблюдать, что творится вокруг.
А потом в наушниках моего шлема раздался общий сигнал, которого век бы не слышать: «СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ! Отбой! Отбой! Ловите пеленг и отступайте! Любой маяк, какой слышите! Шесть минут! Всем! Всем! Собирайтесь вместе, выручайте товарищей! Отступать к любому маяку! СПАСАЙСЯ…» Я заторопился.