— По его меркам — да. Фактический же возраст — очень велик. Хотя он явно моложе Человека. Но самое удивительное состоит вовсе не в этом. Оно заключается в его утверждении, будто создали его мы. Нет сомнения, его происхождение связано с величайшими тайнами прошлого.
— Что он сейчас делает? — спросил Хилвар, и в голосе его послышался инстинкт собственника.
— Сейчас его расспрашивают историки Греварна. Они пытаются наметить основные вехи прошлого, но на это уйдут годы. Ванамонде описывает прошлое в мельчайших деталях, но поскольку он не понимает, что видит, с ним очень трудно работать.
“Откуда Серанис все это известно?” — подумал Элвин.
И тут же вспомнил, что, очевидно, каждый разум в Лисе следит сейчас за ходом исследования. Он преисполнился гордости от сознания, что оставил значительный след не только в Диаспаре, но и в Лисе. Но к гордости примешивалось разочарование. Существует нечто, чего он ни с кем не разделит, чего никогда не поймет. Прямой контакт даже между человеческими умами был для него такая же тайна, как музыка для глухого или цвет для слепого. А люди Лиса обмениваются мыслями с невероятно чуждым существом, которое он привел на Землю, но изучать которое ему не дано своими жалкими пятью чувствами.
Для него здесь не было места. Когда расспросы закончатся, ему, конечно, расскажут о результатах. Он открыл ворота в бесконечность, но сейчас чувствовал благоговение — даже страх — перед тем, что совершил. Ради собственного спокойствия ему стоит вернуться в маленький, знакомый мир Диаспара, найти там убежище и бороться с мечтами и честолюбием.
Такова ирония судьбы: тот, кто толкнул город к межзвездным странствиям, возвращался домой, как испуганный ребенок, бегущий к маме.
23
В Диаспаре вовсе не были рады возвращению Элвина. Город гудел, как потревоженный улей. Тем, кто все еще отказывался признать существование Лиса и внешнего мира, уже негде было спрятаться. Берега Памяти отказывались принимать людей, и мечтавшие найти забвение в снах или искавшие спасение в будущем напрасно шли в Пещеру Творения. Всепоглощающее, не дающее жара пламя отказывалось поглотить их. Никогда им больше не плыть по реке времени, не проснуться с освобожденным мозгом через многие тысячи лет. Центральный Компьютер перестал выслушивать жалобы и никому не объяснял своих действий. Неудачливым беженцам оставалось лишь печально вернуться в город и взглянуть в лицо проблемам своего века.
Элвин и Хилвар приземлились в дальней части парка, неподалеку от Зала Совета. Элвин до последней минуты не был уверен, что ему удастся доставить корабль в город, проникнув сквозь экраны, отгораживавшие его небо от внешнего мира. “Небо” Диаспара, как и все остальное здесь, было искусственным. По крайней мере частично. А настоящее — звездное, напоминавшее человеку о том, что он утратил, не допускалось сюда. Экранирующее устройство также защищало город и от налетавших из пустыни бурь, несших огромное количество песка.
И все же невидимая охрана пропустила Элвина… Перед ним открылся Диаспар, и он почувствовал, что возвратился домой. Как ни манили его тайны Вселенной, здесь он родился. Он — часть этого мира и никогда с ним не примирится, но всегда будет возвращаться сюда. Нужно было пролететь пол-Галактики, чтобы понять такую простую истину.
Толпа собралась задолго до приземления корабля. Элвину было интересно, как воспримут сограждане его возвращение. Он впился взглядом в изображение на экране обзора, пытаясь различить выражение лиц собравшихся. Главным образом, они проявляли любопытство, что само по себе уже необычно для Диаспара. К нему примешивалось понимание, а кое-где, и не редко, неприкрытый страх. Элвин с сожалением отметил, что никто не радовался его возвращению.
С другой стороны, Совет к его появлению отнесся положительно, правда, не из одних только дружеских побуждений. Хотя он один был причиной кризиса, все же никто больше не мог сообщить факты, на которых будет строиться вся будущая политика. Его внимательно слушали, когда он описывал полет к Семи Солнцам и встречу с Ванамонде. Затем он ответил на бесчисленные вопросы, проявив терпение, удивившее всех. Поняв, что все исполнены страхом перед Завоевателями, хотя этого слова никто вслух и не произносил, он сам заговорил об этом, очень расстроив присутствовавших.
— Если бы Завоеватели все еще находились во Вселенной, — сказал Элвин Совету, — то, безусловно, в самом ее центре я должен был их встретить. Но в системе Семи Солнц нет разумной жизни. Мы это поняли до того, как получили подтверждение от Ванамонде. Я уверен — Завоеватели убрались восвояси много веков тому назад. К тому же Ванамонде, который не моложе Диаспара, ничего о них не знает.
— У меня есть предположение, — неожиданно сказал один из Советников. — Ванамонде может оказаться потомком Завоевателей, — каким образом, мы понять пока не в состоянии. Он забыл свое происхождение, но это отнюдь не означает, что когда-нибудь он не станет опасным снова.
Хилвар, присутствовавший как зритель, не выдержал и вскочил. Элвин впервые видел своего друга разъяренным.
— Ванамонде читал мои мысли, — воскликнул Хилвар, — а я — читал его! Мой народ знает уже многое о нем, хотя еще и не выяснил, что он собой представляет. Но ясно одно: он дружелюбен и рад нашей встрече. Его нечего бояться!
После этой вспышки наступила тишина. Хилвар успокоился и даже смутился. Однако напряженность в Совете уменьшилась, как будто присутствующие воспряли духом. Президент и не подумал осуждать Хилвара за подобное поведение, хотя по правилам это и полагалось сделать.
Слушая дебаты, Элвин пришел к выводу, что присутствующие разделились на три группы. Консерваторы, находившиеся в меньшинстве, еще надеялись, что все вернется на круги своя и прежний порядок каким-то образом восстановится. Вопреки здравому смыслу, они хватались за мысль убедить Диаспар и Лис позабыть друг о друге.
Сторонники прогресса тоже были в меньшинстве. Однако то, что таковые вообще имелись, удивило и порадовало Элвина. Они не испытывали радости от вторжения внешнего мира, но раз уж такое случилось — нужно было использовать ситуацию максимально. Некоторые зашли так далеко, что предложили попытаться разрушить психологические барьеры.
Большинство же Совета, явно отражая настроение горожан, занимало выжидательную позицию, ожидая, пока выкристаллизуется облик будущего. Они понимали: пока буря не уляжется, нельзя ни строить долговременных планов, ни проводить определенную, четкую политику.
Когда заседание окончилось, к Элвину и Хилвару подошел Джесерак. Он очень изменился со времени их последней встречи — и расставания — в Башне Лоранн, когда пустыня простиралась у них под ногами. Элвин не ожидал такой перемены, хотя впоследствии сталкивался с подобным явлением очень часто.
Джесерак выглядел помолодевшим, как будто пламя жизни нашло новую пищу и горело теперь в нем с молодой силой. Несмотря на возраст, он был среди тех, кто принял вызов, брошенный Элвином Диаспару.
— У меня есть для тебя новости, Элвин, — сказал он. — Ты ведь знаешь Сенатора Джерейна?
Элвин на мгновение задумался.
— Конечно, — припомнил он, — он был одним из первых людей, с кем я встретился в Лисе. Он член делегации?
— Мы с ним успели хорошо познакомиться. Это умнейший человек и лучше разбирается в тайнах человеческого мышления, чем я вообще считал возможным. Хотя и говорит, что, по меркам Лиса, он только начинающий. Находясь здесь, он занялся разработкой одного проекта. Полагаю, он тебе очень понравится. Джерейн хочет выяснить, что удерживает нас в городе. Выяснив причины запрета, он надеется устранить его. С ним уже сотрудничают двадцать наших сограждан.
— Надеюсь, и ты среди них?
— Да, — ответил Джесерак. При этом на лице его отразилось такое смущение, которого Элвин раньше никогда не видел. — Это нелегко, даже неприятно, но очень воодушевляет.
— Как работает Джерейн?
— Он действует при помощи саг, подобрав их в некий сериал, и изучает наши реакции. Никогда не думал, что в мои годы вернусь к детским развлечениям!