Поздно.
Почти все уже поздно.
— Разворачиваемся им навстречу, — сказал Андроник. — «Фессалия», поворот плюс сорок–ноль–ноль. Это приказ.
— Это ловушка, — быстро сказал Георгий.
Андроник его не слушал.
— Носовые орудия к бою, — сказал он. — Хоть кого–то точно подобьем… — он взглянул на экран и осекся.
Гондванская эскадра уходила. Стремительно — и в разные стороны. Шесть кораблей, и все в разных направлениях. Во все стороны света.
— Соединятся уже за планетой, — сказал Георгий. — Кажется, я ошибся насчет ловушки. Не хотят они рандеву с нами.
Андроник опустился в кресло.
— Отставить поворот плюс сорок, — сказал он. — Вернуться на прежний курс. Служба связи — проверьте, как работает связь с крейсерами. Со всеми.
Потом он рывком развернул кресло и переключил дальнюю связь на видеорежим. Это совсем не было необходимо в таких случаях. Но Андроник хотел видеть лицо человека, с которым сейчас придется говорить.
Он набрал номер.
Командующий амфибийным флотом контр–адмирал Константин Стратиотик появился на экране сразу. Он был лет на пятнадцать старше Андроника, и гораздо опытнее. Он подтвердил связь — аккуратно подстриженные седеющие усы шевельнулись — и теперь спокойно ждал, что ему скажут.
Андроник зачем–то попытался представить, как сейчас выглядит он сам — и не смог.
— Десант отменяется, — сказал он. — Моим экстренным приказом. У нас потеряны четыре линкора. Возвращаемся на Пандемос.
У Стратиотика чуть расширились глаза — и только.
— Чем я могу помочь? — спросил он.
— Вышлите, пожалуйста, инженерный корабль. Большой. И госпиталь. На «Пафлагонии» могут быть выжившие, — сказал Андроник и отключился.
Через семь часов Андроник и Георгий сидели в малом командирском салоне «Фессалии», которая в это время уносилась на запад, к базе Пандемос. Говорить не хотелось. Все распоряжения, какие только можно отдать, были уже отданы. Все спасательные работы, какие можно было провести — проведены. Чтобы попасть внутрь «Пафлагонии», инженерной команде пришлось резать борт лазером — корабль не отвечал ни на какие сигналы. Андроник прибыл туда на боте и настоял на том, чтобы пройти внутрь мертвого корабля, когда его наконец вскрыли. Конечно, там не было выживших. Ни одного. Лучевой удар в корму повредил на «Пафлагонии» компенсатор внутренней гравитации — самую большую и самую энергоемкую часть двигателя Лангера; именно компенсаторы с их сложной механикой занимают в линкоре чуть ли не всю последнюю треть корпуса. На кораблях с двигателями Лангера гравитация бывает только искусственной — всегда, даже в инерциальном полете. Даже в покое. Если, конечно, двигатель не выключен. Но на «Пафлагонии» его выключить не успели, поврежденный компенсатор заработал в нештатном режиме, и за несколько секунд погибли все — просто от чудовищной силы тяжести. А скорее всего, от ее стремительных колебаний. Ремонтная команда Стратиотика обыскала за три часа весь корабль — Андроник хорошо представлял себе, что это за задача: обыскать линкор! — но ни одного выжившего так и не нашли. Они и войти–то смогли только потому, что еще до отправки корабля–спасателя Андроник выключил на «Пафлагонии» двигатель Лангера дистанционно, перехватив управление со своего флагманского пульта. Плавающие в невесомости тела… кто с вылезшими глазными яблоками, кто с лопнувшей от прилива крови кожей, кто просто раздавленный… он знал, что забудет это очень нескоро. Он старался не воображать, как эти люди умирали.
Но ситуация с «Пафлагонией» была, по крайней мере, ясна. Защитное силовое поле (на его поддержание уходило процентов семьдесят всей энергии корабля, поэтому включали его только в бою) прикрывало большую часть корпуса, за исключением носовой и кормовой оконечностей. Двигатель Лангера был, разумеется, весь прикрыт силовым полем с боков, но теоретически его можно было поразить, если попасть в кормовую незащищенную оконечность под очень острым углом. Именно это с «Пафлагонией» и произошло. Что же касается остальных кораблей…
…Поражение. Таких поражений космический флот Византии не знал вообще никогда. И даже древние морские флоты — знали редко. И не это главное. О стратегии, о личной судьбе, о личном позоре можно не думать — но как отделаться от мысли, что погибло восемь тысяч человек? Твоих подчиненных. По твоей вине. Андроник сейчас почти ничего не чувствовал — наступила анестезия, он понимал это. Легче все равно не делалось.
— Перестань, — сказал Георгий, сидевший в кресле напротив. — Ты не виноват. Во всяком случае, я виноват больше. Это моя работа — просчитывать все возможные варианты. Я не справился.