Но когда они продолжили поиски, сигналы последовали за ними. Наружная часть астероида оказалась необитаемой. Племя, судя по всему, переместилось к центру. Потом, в конце длинного перехода из алюминия, покрытого чеканкой, открылся люк, блеснул свет, и появился Джозеф в древнем скафандре, пошитом из стеклоткани. Он стоял в этом неуклюжем куле, уставившись на них своим дьявольским лицом, он умоляюще взмахивал руками и шевелил жутким ртом.
Фойл завороженно не отрывал глаз от старика. Сделал шаг вперёд. Потом остановился, судорожно сжимая кулаки, а в его горле начал подниматься яростный рык. И Джизбелла, посмотрев на него, в ужасе закричала. Старая татуировка вернулась на его лицо, кроваво-красная на мертвенно-бледной коже, уже алая, а не чёрная; настоящая тигриная маска и по цвету и по очертаниям.
- Гулли! - вскричала она, - Боже мой! Твоё лицо!
Фонд проигнорировал её, не сводя глаз с Джозефа. Тот делал молящие жесты, отчаянно размахивал руками, предлагая войти вовнутрь астероида, потом вдруг исчез. Только тогда Фойл повернулся к Джизбелле.
- Что? Что ты сказала?
Через прозрачный шар шлема она отчётливо видела его лицо. По мере того, как утихала ярость, Джизбелла видела как татуировка бледнеет и, наконец, пропадает.
- Видела этого шута? - поинтересовался Фойл. - Это был Джозеф. Видела, как он просит и умоляет, после того, что он со мной сделал...? Что ты сказала?
- Твоё лицо, Гулли. Я знаю, что случилось с твоим лицом.
- О чём ты?
- Тебе хотелось иметь при себе контролёра, Гулли. Так ты его получил. Твоё лицо. Оно... - Джизбелла истерически засмеялась. - Теперь тебе придётся обязательно научиться самоконтролю, Гулли. Ты больше никогда не сможешь дать волю эмоциям... чувствам... потому что...
Но Фойл смотрел мимо неё, и внезапно с диким криком сорвался с места. Он резко остановился перед открытым люком и восторженно завопил, потрясая руками. Люк вёл в инструментальный шкаф, размером четыре на четыре на девять. В шкафу ещё оставались полки, там валялись обёртки от старых пайков и пустые коробки. В этом гробу Фойл жил на борту "Номада".
Джозефу и его братии удалось вмуровать останки корабля в их астероид до того, как холокост, устроенный побегом Фойла, сделал дальнейшую работу невозможной. Внутренности корабля остались практически нетронутыми. Фойл схватил Джизбеллу за руку и потащил по палубам. Наконец, они добрались до каюты казначея, и там, растащив обломки и сорвав обшивку, Фойл нашёл массивный стальной сейф, тусклый и неприступный.
- У нас есть выбор, - пробормотал он. - Выдрать сейф из корпуса и отвезти на Землю или открыть здесь. Я за второе - Дагенхем мог солгать. Хотя всё зависит от того, какие инструменты Сэм держал на его "Уикэнде". Пошли назад, Джиз.
Он так и не заметил её молчания и отвлечённого вида, пока они не вернулись на "Уикэнд", и он не перерыл весь корабль в поисках инструментов.
- Ничего! - в отчаянии воскликнул он. - На борту нет даже молотка или дрели. Абсолютно ничего, кроме открывалок!
Джизбелла молчала, не сводя глаз с его лица.
- Ты чего так на меня уставилась? - раздражённо поинтересовался Фойл.
- Я зачарована, - медленно произнесла она.
- Чем?
- Я тебе кое-что покажу, Гулли.
- Что?
- Своё презрение.
Джизбелла трижды ударила его. Ошеломлённый пощёчинами, Фойл яростно сверкнул глазами. Джизбелла взяла зеркальце и поднесла его к нему.
- Взгляни на себя, Гулли, - сказала она спокойно. - Посмотри на своё лицо.
Он посмотрел и увидел налившуюся кровью татуировку, пылавшую под кожей и превращавшую лицо в ало-белую тигриную маску. Его так заворожило ужасное зрелище, что ярость сразу же улеглась, и одновременно исчезла маска.
- Боже мой, - прошептал Фойл. - О, боже мой...
- Пришлось вывести тебя из себя, чтобы показать. - проговорила Джизбелла.
- Что это значит, Джиз? Бэйкер запорол работу?
- Не думаю. У тебя остались шрамы под кожей, Гулли - от татуировки и от операции. Иголочные шрамы. Они не видны обычно, но стоит тебе потерять самообладание, дать волю чувствам, как они наливаются кровью... когда тебя охватывает страх, бешенство, страсть... Ты понимаешь?
Он покачал головой, всё ещё изучая своё лицо, поражённо ощупывая его.
- Ты хотел носить меня в кармане, чтобы я колола тебя булавками, когда ты выходишь из себя... У тебя есть теперь кое-что лучше этого, Гулли, или хуже, бедный мой милый. У тебя есть твоё лицо.
- Нет, - закричал он. - Нет!
- Тебе теперь нельзя ни на секунду терять контроль над собой, Гулли. Ты никогда не сможешь много пить, сильно ненавидеть, очень любить... тебе придётся держать себя в железных тисках.