- Всё кончено, - сказала Оливия.
- Ничего ещё не начиналось.
- Ты имеешь в виду войну?
- Войну между нами.
- Так пусть же будет война! - неистово проговорила она. - Ты первый, кого не обманула моя внешность. О боже! Скука обходительного рыцарства и сладенькая любовь к принцессе. Но я не такая... внутри. Не такая. Не такая. Нет. Да здравствует свирепая, жестокая, беспощадная война между нами. Не побеждай меня... - уничтожь!
Внезапно она снова стала леди Оливией, надменной снежной девой.
- Боюсь, что обстрел прекратился, мой дорогой Формайл. Представление окончено. Что за восхитительная прелюдия к новому году!.. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи?! - вскричал Фойл.
- Спокойной ночи, - повторила она. - Право, любезный Формайл, неужели вы столь неотесанны, что не замечаете, когда надоели? Можете идти. Спокойной ночи.
Фойл застыл, судорожно пытаясь найти нужные слова, затем повернулся и, пошатываясь, покинул особняк. Он дрожал от возбуждения и брёл, как в тумане, едва осознавая беспорядок и смятение вокруг. Горизонт был залит полыханием огненных языков. Взрывные волны так разворошили атмосферу, что до сих пор то и дело со свистом налетали шквалы ветра. Толчки взрывов так сотрясли город, что кругом громоздились разбитые и искорёженные камень, стекло и металл. И это - несмотря на то, что Нью-Йорк избежал прямого попадания.
Улицы пустовали; город вымер. Всё население Нью-Йорка джантировало в отчаянных поисках безопасности... на пределе своих возможностей... на пять миль, на пятьдесят, на пятьсот. Некоторые джантировали прямо под удар бомбы. Тысячи погибли в джант-взрывах, поскольку общественные джант-площадки не были рассчитаны на такой массовый исход.
Фойл осознал, что на улицах стали появляться спасатели в белых защитных костюмах. Властный окрик напомнил ему, что его могут экстренно призвать на аварийные работы. Проблемы эвакуации джантирующего населения не было, а вот вынудить людей вернуться, восстановить порядок... Фойл никак не намеревался неделю провести в борьбе с пожарами и грабителями. Он ускорился и ускользнул от Аварийной Команды.
На Пятой авеню он замедлился; ускорение пожирало огромное количество энергии и он предпочитал использовать его не больше чем на несколько секунд. Долгие периоды ускорения требовали потом многих дней восстановления сил.
Грабители и джек-джантеры уже хозяйничали на авеню - поодиночке и бандами, трусливые, но свирепые; шакалы, раздирающие тело живого, беспомощного животного. Сегодня город принадлежал им, и они орудовали без стеснения. Они налетели на Фойла.
- Я не в настроении, - предупредил он. - Поиграйте с кем-нибудь другим.
Он вывернул все карманы и швырнул им деньги. Они торопливо схватили их, но остались не удовлетворены. Они жаждали забавы, и беззащитный джентльмен вполне мог её предоставить. С полдюжины бандитов окружили Фойла тесным кольцом.
- Добрый господин, - скалились они. - Давай повеселимся.
Фойл однажды видел изуродованное тело одной из жертв их веселья. Он вздохнул и с трудом отрешился от образа Оливии Престейн.
- Ладно, шакалы, - сказал он. - Повеселимся.
Они приготовились устроить ему танец боли. Фойл нащупал пульт управления во рту и на двенадцать губительных секунд превратился в самую смертоносную боевую машину... коммандос-убийца. Всё происходило как будто помимо его воли; тело просто следовало вживлённым в мускулы навыкам и рефлексам... На тротуаре осталось лежать шесть трупов.
Собор Святого Патрика стоял незыблемый, незапятнанный, вечный, далёкие пожары отсвечивали на позеленевшей медной крыше. Он был пуст. Освещённые и обставленные шатры Четырехмильного Цирка заполняли неф церкви, но люди их покинули. Слуги, повара, камердинеры, атлеты, лакеи, философы и мошенники поспешно бежали.
- Но они вернутся пограбить, - пробормотал Фойл.
Он вошёл в свой шатёр. Первым что он увидел была скорчившаяся на ковре фигура в белом, что-то тихо и невнятно мычащая. Это была Робин Уэднесбери - платье в клочья, рассудок в клочья.
- Робин!
Она продолжала мычать. Он поднял её на ноги, встряхнул, ударил по лицу. Она просияла и продолжала мычать. Фойл достал шприц и ввёл ей лошадиную дозу ниацина. Отрезвляющее действие наркотика на её жалкое бегство от реальности было чудовищно. Атласная кожа посерела, прекрасное лицо исказилось. Она узнала Фойла, вспомнила то, что пыталась забыть, закричала и упала на колени. Она зарыдала.
- Так-то лучше, - произнёс Фойл. - Ты великая любительница спасаться бегством. Сперва самоубийство. Теперь это. Что следующее?