Во время бомбежки конницы какая-то шальная пуля достала самолет Братолюбова и перебила одну из клапанных тяг мотора. Эта сорванная и болтавшаяся тяга ударила по капоту и разрезала его; винт разлетелся в мелкие щепки. Однако самолет еще держался в воздухе, и Братолюбов не потерял управления. Все, что он мог сделать в таком положении, это постараться спланировать под наивыгоднейшим углом возможно дальше от войск, которые он только что бомбил. Он так и сделал. А Герасимов, верный данному нами друг другу слову, не дрогнул, не поколебался ни на одно мгновение. Он не оставил своего товарища и командира, не отстал от него ни на шаг и вместе с ним стал снижаться. К этим двум идущим на снижение самолетам со всех сторон на полном карьере неслись казаки. Братолюбов благополучно сел. Почти одновременно с ним, не выбирая посадочной площадки, так как вопрос жизни решался считанными секундами, приземлился Герасимов. Его самолет уже останавливался рядом с самолетом Братолюбова, как в самый последний момент одно из колес наскочило на небольшую рытвину. Это был конец. Колесо подвернулось, сломалось, самолет остановился. Взлететь он уже не мог.
Все четверо были захвачены казаками, заключены в Харьковскую каторжную тюрьму, а 4 октября Братолюбов и Герасимов были расстреляны.
Так погиб один из славных военлетов, замечательный [84] человек, верный делу революции, неустрашимый Ю. А. Братолюбов.
Советской Армии исполнилось сорок лет. Хочется в этой связи вспомнить события и людей периода становления Советской власти, тех, кто претворял идеи Ленина в жизнь и отдал во имя этого жизнь. Мы знаем, что они погибли не напрасно, память о них живет в наших сердцах.
Б. Н. Кудрин. 2. На помощь боевым друзьям
В феврале 1921 года армянские буржуазные националисты и их союзники (соглашательские партии) организовали антисоветский мятеж. Коммунистические части Армении вместе с несколькими отрядами 11-й армии были вынуждены оставить Эривань (Ереван) и отойти на юг. Отступая под натиском превосходящих сил противника, эти части оказались окруженными, прижатыми к границе Ирана и лишенными связи с действовавшими в Грузии основными силами 11-й армии. Положение окруженных частей ухудшалось со дня на день: бойцы перестали получать хлеб, не хватало патронов.
Член Реввоенсовета 11-й армии Серго Орджоникидзе, находившийся тогда в Тифлисе, немедленно сообщил в Москву В. И. Ленину о положении в Армении. В. И. Ленин ответил телеграммой: «Получил вашу шифровку об отчаянном предположении Закавказья. Мы приняли ряд мер, дали немного золота Армении, подтвердили всяческие поручения Компроду».
Серго Орджоникидзе послал в Нахичевань радиограмму о том, что на помощь отрезанным войскам уже движутся части 11-й армии и что к ним высылается аэроплан с золотом.
Начальник авиации армии получил указание об организации этого перелета. Помимо золота, требовалось доставить оперативные документы для координации совместных действий, а также листовки и газеты.
Это задание было не только чрезвычайно важным и ответственным, но и сложным. В трудных условиях неустойчивой весенней погоды нам предстояло преодолеть Караклисский перевал и пролететь свыше 400 километров без пополнения горючим. Большая часть маршрута лежала над горами, причем добрая половина его - над [85] территорией противника. Ни о какой посадке не могло быть, конечно, и речи.
Мы, летчики 1-го дивизиона истребителей, летали в то время на одноместных истребителях «Ньюпор», не имевших ни аэронавигационного, ни специального оборудования, необходимого для вождения самолета в сложных метеорологических условиях. Нам было известно несколько случаев установления связи между действовавшими на широком фронте частями или даже с отрезанным городом. Однако там продолжительность полета над равнинной местностью и в хороших метеорологических условиях измерялась десятками минут.
Приехал из штаба начавиарм и собрал летно-технический состав, чтобы посоветоваться, что делать, ибо в распоряжении действующей авиации 11-й армии не было подходящего самолета для выполнения такого задания.
Однако казавшееся безвыходным положение разрешилось довольно просто. Кто-то из наших стариков механиков посоветовал отремонтировать и собрать брошенный английскими интервентами как негодный старый двухместный «Де Хевиленд»-9.
Выполнить задание командование поручило В. Л. Мельникову и мне. Кто из нас будет первым пилотом, а кто вторым, выбрать предстояло нам самим. Мы разыграли это на спичках, и Мельников выиграл. Теперь нам пришлось дать окончательный ответ, ручаемся ли мы за успешное выполнение этого чрезвычайно серьезного задания. Что мы могли ответить? Как летчики, мы готовы к выполнению задания. А самолет?
Тогда мы собрали всех наших лучших механиков, рассказали им о сложившейся обстановке, объяснили, что от их действий зависит судьба отрезанных войск, и потребовали решительного ответа на вопрос, смогут ли они собрать и подготовить самолет к полету, хотя бы в одну сторону, в Нахичевань.
Осмотрев тщательно все вытащенные на аэродром части самолета, особенно мотор, механики ответили: «Самолет будет».
Может показаться странным, что всю ответственность, даже за подготовку перелета, мы, летчики, брали на себя. Чтобы объяснить это, необходимо хоть в нескольких словах сказать об особом характере отношений между техническим [86] и летным составом авиации Красной Армии в период гражданской войны.
В основе этих отношений лежали преданность делу революции, гражданский долг и высокоразвитое чувство товарищества, доходившие до самопожертвования. Мы летали на ветхих, пришедших в негодность самолетах и знали, что только от золотых рук умельцев-механиков зависит не только вылет на боевое задание, но и наша жизнь. Поэтому мы любили и высоко ценили наших механиков. И они в свою очередь платили нам тем же.
Вот почему мы с Мельниковым, горя желанием выполнить столь важное поручение, предпочли иметь дело с нашими друзьями-механиками сами. И должен сказать, что я никогда раньше не видел, чтобы люди работали так, как при подготовке этого самолета. Система единственной оказавшейся у нас английской машины никому не была известна. Никаких описаний или инструкций по сборке и регулировке ее, конечно, не было. Кроме того, не хватало некоторых частей и деталей. Их брали с других наших самолетов или изготовляли заново вручную. В течение двух суток никто из механиков не спал, никто не уходил с аэродрома.
Наконец машина готова. Мы с Мельниковым сейчас же поднялись в воздух, чтобы проверить ее регулировку, работу мотора и приборов. В полете она немного заваливалась на левое крыло. Этот недостаток после нашей посадки механики устранили.
Теперь мы были готовы к перелету, и Мельников немедленно поехал в штаб Отдельной Кавказской армии, в которую была переименована наша 11-я армия, за золотом и документами. Я же, поскольку мне выпала роль летчика-штурмана, занялся расчетами маршрута, еще раз проверил и закончил аэронавигационную подготовку полета.
Рано утром я побежал будить Мельникова. Он спал [87] не раздеваясь, так как только к рассвету привез с охраной золото из штаба армии.
На аэродроме мы расписались в получении 50 тысяч рублей золотом и, боясь упустить благоприятную погоду, быстро взлетели.
Небо было ясным, безоблачным, и только с юга навстречу приближалась какая-то серая пелена. Медленно набирая высоту, мы летели вдоль железной дороги по долине реки Борчала, постепенно суживающейся и переходящей в ущелье. Справа и слева громоздились скалы. То, что издали выглядело пеленой, оказалось стеной облаков с высотой нижней кромки около 2 тысяч метров. Мы пошли под самыми облаками. Солнце появлялось все реже, а потом и совсем исчезло - облачность стала сплошной. Караклисский перевал, как и следовало ожидать, был закрыт густыми облаками.
Смешным и обидным мне это кажется теперь, когда каждый летчик владеет техникой «слепого полета», а самолет оборудован совершеннейшей аппаратурой, позволяющей контролировать его пространственное положение, прокладывать путь вне видимости земли, поддерживать радиосвязь с аэродромами вылета и назначения. Ничего этого тогда не было. Закрытый облаками перевал был для нас непреодолимым препятствием, перед которым мы были беспомощны.