– Да что же это такое! – вышла из себя Светлана. – Наш отец – Максим Егорович Наганов, руководитель оперативного отдела ГПУ! Если он узнает о том, что здесь творится над невинными людьми…
– Кто-кто твой отец?!. – Милиционер усмехнулся и, опустив винтовку, слегка оттолкнул Светлану в сторону. – Вот ведь нация брехливая, чего только не придумают… Иди уже, красавица, объяснят вам там всё!
– Светка, что же это такое? – глядя на старшую сестру круглыми от страха глазами, спросила Маша. – Матвей! Мотька! Чего ты орёшь?!
Матвей, злой и взъерошенный спросонья, наседал в это время на другого милиционера: постарше, с недовольным морщинистым лицом.
– Гражданин начальник! Тебе правду говорят, выпусти девок! В самом деле городские они, а сюда в гости пришли! Отпусти, не ищи неприятностей! Да позвоните вы хоть ихнему батьке, он враз подтвердит! Погляди на них – какие они таборные?..
– Гляжу, парень. Таборные и есть, – зевнул, косясь в сторону, милиционер.
– Может, и я тебе тоже таборный, казённая морда?! – заорал, потеряв самообладание, Матвей. И умолк, услышав, как за его спиной невесело усмехнулся Ибриш.
– Мотька, заткнись. Давно себя в зеркало не видал? Ничего не выйдет. Идём.
– Куда идём?! Ещё чего! С какой радости?! Да с меня Егорыч за девок голову снимет! И прав будет!
– Идём, – с нажимом повторил Ибриш, крепко беря друга за плечо и кивая на милиционеров, уже с угрозой поднявших винтовки. – Идём, не зли их! Что сможешь один на такое войско? Помолчи… Там посмотрим.
Цыган согнали в кучу. В опустевших палатках остались брошенными подушки, посуда, лошадиная сбруя. У реки ржали беспокоящиеся кони.
– Начальники… миленькие… У нас ведь тут всё осталось! Всё добро по шатрам… Кони без пригляда остаются, покрадут же! Отпустите, мы сами уедем! – умоляли цыганки, заглядывая в глаза милиционерам и подталкивая к ним ревущих детей. – Ну вот клянёмся, в два счёта соберёмся – и не видать нас! Да скажите же хоть, что мы сделали?!
– Идите. Вам всё объяснят!
Вскоре пёстрая, взволнованно гомонящая толпа цыган валила через пустое, ещё сумеречное поле в сторону железнодорожных путей. Милиционеры шагали следом, дулами винтовок направляя тех, кто невзначай пытался уклониться с пути. Ибриш шёл рядом со Светланой. Покосившись на милиционера, сквозь зубы сказал ей по-цыгански:
– Бери Машку, Патринку – и бегите! Я сейчас на него прыгну. Пока возиться буду – далеко убежите! Не будут по девкам стрелять!
– Я тебе помогу, – отозвался Матвей. Ибриш изумлённо посмотрел на него, зная, что тот не понимает кишинёвской речи. Но по жёсткому взгляду друга было ясно, что Матвей догадался обо всём без слов. – Давай прямо сейчас, вместе…
– И думать забудьте! – сквозь зубы отозвалась Светлана, одной рукой сжимая липкую от страха ладошку Патринки, а другой обнимая маленькую Руданку. – Слышите – нет! Ни в коем случае! Вас тогда точно посадят за… за оказание сопротивления! Я уверена, это ошибка! Будут, наверное, проверять документы, а потом… Маша! Не отставай! Надо дойти и поговорить с руководителем этого безобразия, и тогда…
Рядом громко заплакала Сима. Ибриш отошёл к ней, вполголоса, успокаивающе заговорил что-то. Матвей тихо, страшно выругался сквозь стиснутые зубы:
– Да мать же вашу так, сзаду да посуху… Убьёт меня Егорыч теперь!
Рядом с ним, испуганная, непривычно молчаливая, бежала Машка. За плечом её висела Светланина гитара, а в руках девушка держала туфли.
– Мотька… Ну что ты так ругаешься? Нам же всё сейчас объяснят… Ну не может же быть, чтобы… Светка же сказала: документы проверят – и всё!
Матвей сумрачно посмотрел на неё. Открыл было рот, – но, так ничего и не сказав, махнул рукой и отвернулся. Поравнявшись с плачущей Симой, наклонился, молча подхватил на руки одного из её маленьких сыновей, посадил его себе на плечи и зашагал дальше. Поле светлело, искрилось в рассветных лучах бликами росы. Туман уползал к реке. В безоблачном, умытом небе высоко-высоко чертили ласточки и беспечно заливались жаворонки.
Эпилог
– Да ты будешь идти или нет?! Сукин сын! Сейчас в морду закачу! До ночи с тобой возиться?! Навязался мне на шею, паразит…
– Да пожди ты… Сенька… Башка болит… Ой-й, дэвла-а-а, божечка мой, да за что ж такая каторга…
– За то, что мозгов нет! Полдня из-за тебя псу под хвост… Давно бы работали уже! Наши, небось, с самого ранья пашут, я я тут с тобой!..
Стоял полдень, и от густой жары нечем было дышать. В воздухе пахло мёдом. Вовсю цвёл клевер, и золотистая пыльца облаком висела над лугом. Но Семён не замечал всей этой красоты. Все моральные силы уходили на то, чтобы не совершить преступления и не задушить тащившегося следом за ним Лёшку.