* * *
Анонимы заводят моторы в такую рань,
Что балконы напротив прячут свою герань,
А в готическом сне окна дребезжит стекло,
Забирается свет в глаза — что твое сверло.
Вещный мир не жалует рук (о, колючки роз),
Гофман, грезы, витальный сон, привозной невроз.
Запахнув халат, блуждая, как та овца,
Обнаружь трельяж, а позже черты лица,
Шевелись, яга, живей малюй марафет,
Но в душе уже, амен, места живого нет,
И хотя ты с виду легка и еще — ого,
Но в груди пригорела злоба, как молоко,
И одна, как перст, ты с ней, никого, нигде,
В дольнем воздухе, в плоской до слёз воде.
* * *
Ты, горбунья и нищенка, в дальних краях за антик
Не сойдешь, но святую чушь недалече порол романтик
Так давно, что местные, в общем, ни в зуб, ни слова,
Посему населенье практически всё здорово
И приветливо, разве какой-никакой отшельник
Предается угрюмству и здорово пьет в сочельник,
И тоскует, незнамо зачем, о стеклярус звезды
Уколовшись глазами без толстых линз, без узды,
Но, спровадивши рацио, он не впадает в раж
И не сходит с ума, бережет что-нибудь, цветы, кота, антураж,
Флору, фауну, просто часть суши, божественные дворцы,
Что в пути пилигримам кажут свои торцы;
Так, со счетом зеро, побеждает житейская сторона,
Обжигает мороз, отворяя окно; льется кварта вина,
Просыпается кот, ворчит, очи его полны
Электричеством с той стороны Луны.
Сергей Васильев
(Волгоград)
* * *
То война, то народный съезд,
То репьи, а то асфодели.
Бог не выдаст, свинья не съест —
Что ж тут мудрствовать в самом деле!
Два посыла есть у судьбы
(Остальное зовётся раем):
Иль на дыбу, иль на дыбы —
Между этим и выбираем.
То ли ангел, то ли Бог,
То ли демон несуразный —
Этот обморок глубок,
Словно омут безобразный.
Чью измеришь тут длину,
Кто тут в ком души не чает?
Волки лают на луну,
А она не отвечает.
Тень звезды и тень щенка,
Но не надо обольщаться —
У небес кишка тонка,
Чтоб землёю восхищаться.
И стоит осенний сад,
Корни высунув слепые,
А на нём плоды висят
Жёлтые и голубые.
И, воды набравши в рот,
Спишь с открытыми глазами,
Чтоб не спутать в свой черёд
Тварь живую с образами.
* * *
Любая ложь блаженнее стократ,
Чем разговоры ссыльных на Тоболе.
От них бы отшатнулся и Сократ,
А уж Платон изнеженный тем боле.
И нам ли о бессмертьи говорить,
Когда душа в плену дурных привычек.
Уж лучше солью в котелок сорить,
Варить уху из неживых плотвичек.
Уж лучше, спирту хватанув с лихвой
И разомлев, как тот медведь в берлоге,
Глядеть, как звёздочки над головой
Всю ночь ведут глухие диалоги.
* * *
Ничего уже не изменить
Ни в природе и ни в человеке.
Не прервётся, видимо, вовеки
Этих дней пленительная нить.
Будут плыть и плыть издалека,
Отражаясь в бесконечной влаге,
Фавны, урны, розы, саркофаги,
Девушки, деревья, облака.
* * *
О разных разностях глаголя,
Он целый день баклуши бьёт
И свой глоточек алкоголя
Богатым нищим отдаёт.
Ему, наверно, не до смеха,
Он не поэт и не пророк.
Ему и вечность не помеха,
И нищета ему не впрок.
Он ходит, бродит и бормочет,
Глядит на всех, смеётся всем.
Он то ли жизнь прожить не хочет,
А то ли умереть совсем.
То ангела в постель положит,
То сам за облака летит.
И зависть медленная гложет
Того, кто вслед ему глядит.