По всей видимости, Дун проникался всем тем, что я говорил.
— Значит, беспредельное доверие может тоже вызвать это состояние? — спросил он.
— Да, — ответил я. — Это воспевали в религиях. А на Востоке требовали беспредельное доверие Учителю.
— Имеешь ли ты какие-нибудь сомнения? Все ли ты понял?
— Всеми ли свойствами должен я действовать или одним только зрением, или только одним телом?
— Как получится, но о двух сознаниях я тебе говорил не случайно. Если ты будешь наблюдать изнутри, отпускается ли у тебя нога, то ты не отпускаешь второе сознание, а накладываешь его на первое. И вообще, запомни Дун, наложение внутреннего на внешнее, а внешнее на внутреннее приводит к болезням, к страданиям и пачкает вкус к жизни. Когда-нибудь ты узнаешь, что этому пустяку посвятили себя мудрейшие и святейшие, пророки и объявившие себя богами. Ощущение счастья человека и телесного здоровья прекращается тогда, когда человек из второго сознания выпускает языки мыслей, речей, пониманий. Этим он сужает первое сознание. На Востоке это называли затуманиванием чистого сознания, а теперь у меня к тебе вопрос: что произойдет с первым сознанием, если в него прибудет второе сознание?
Дун удивленно посмотрел на меня.
— Вы уже ответили на этот вопрос.
— Ответь в своем понимании.
— Внешнее сознание составляет жизнь, когда оно в полную меру. Уменьшение его вторым сознанием уменьшит жизнь, а это называется болезнями, страданиями…
— Плохо, Дун. Я жду от тебя ответ с позиций знания о существовании двух несовместимых сознаний.
Дун глубоко погрузился в себя.
— Вот видишь, ты спрашиваешь сам себя у второго сознания и общаемся мы с тобой на его же уровне, — подсказывал я.
— Если второе сознание маленькое, то оно сделает маленькой жизнь, — обрадованно сказал он. — Если второе сознание окажется равным первому, то человек и есть…
Тут Дун запнулся. Я за него закончил:
— То человек и есть Бог. Если отпускание второго сознания давало ощущение Единого там вовне, то у тех, кто имеет второе сознание развитым, отпускание внешнего мира даст ощущение Единого, то есть Бога внутри. А теперь у меня к тебе вопрос. Возьмем попроще: Оцени развитие человека с позиций двух сознаний. Как ты воспринимаешь людей теперь?
— У ребенка развивается только первое сознание, то есть он наблюдает и не вмешивается вторым сознанием, так как его у него нет. Незаметно, в юношестве начинает формироваться второе сознание, когда говорят: «Я понял», «Ты меня понял?». Так развиваются законы той части внутреннего сознания, которую называют умом. Ум — это сознание у обыденных людей. Второе сознание, то есть ум, все больше и больше выходит в первое сознание, то есть в жизнь. Поскольку ум, как вы говорите, всего лишь двухполярный, то внешний мир гасится умом и первое сознание затухает до уровня ума.
Требование от внешнего сознания прекращается и внутренние физиологические процессы выключаются. Это называется болезнями. Физиологические процессы остаются на уровне ума. Так человек теряет эмоции.
— Каков выход? Как возродить человека?
— Остановить деятельность ума, — ответил Дун.
— Чувствуется в тебе восточная кровь, — засмеялся я. — Этим самым будет возрождено непосредственное восприятие, но явление второго сознания будет искоренено. Ум — это голос изнутри, ум — это тот ребенок, которого родило второе сознание. Да, он не дотягивает до объема первого сознания, но подумай, стоит ли уничтожать зарождающееся второе сознание?
— Конечно, нет, — жизнерадостно ответил он.
— Опять спешишь. Ум гасит первое сознание и восточные мудрецы были правы, когда говорили: «Ограничивай деятельность ума». Это ты прочитаешь в Раджа-йоге, это ты прочитаешь в Упанишадах, где воспевается Атман — сознание освободившееся от ума. Что может быть прекраснее и точнее непосредственного восприятия?! А с другой стороны, ты прав. У меня к тебе вопрос: предполагаешь ли ты, что второе сознание может быть развито без зародыша в нем, то есть без ума?
— Думаю, что нет, — ответил Дун.
— Почему?
— Даже теперь мы собираемся ограничить ум умом. Наше общение идет на уровне ума, — ответил Дун. — Хотим мы или нет, но мы уже используем ум.
— Если ум будет все время в своих законах, то он из внутреннего Космоса слепит то же самое.
— Я думаю, что где-то должна быть граница.