Выбрать главу

В конце концов против него был снаряжен специальный карательный отряд, и пришлось Берену уходить на юг, где граничили волшебство Мелиан и колдовство Моргота. Как всегда на стыке двух ведомств, в этих местах имелась некоторая бесхозяйственность и разгильдяйство, и Берен сам не заметил, как оказался на территории Дориата. И вот шёл-шёл, значит, Берен по Дориату и повстречал Лютиен Тинголовну, которой по наследству от мамы передалось стремление к низшим расам. Как зверь, кинулся он в погоню - не знал тогда Берен, что мог бы и не бегать, ибо судьба их и так уже была предрешена. Лютиен сама к нему вернулась, вложила свою руку в его ладонь и .......... (фрагмент опущен) ............... (размышления автора опущены).

Так прошли весна и лето, Берен и Лютиен активно бродили по лесам, и всё шло лучше некуда, пока не повстречал их в лесу менестрель Тингола Даэрон, тоже имевший на Лютиен некоторые виды. Утончённый и благородный, он тем не менее настучал на возлюбленную напрямую королю, и не успела Лютиен опомнится, как её уже волокли к папане. Для начала Тингол пришёл в ярость, а потом, уставши, он пришёл в печаль. Не дожидаясь, пока он отдохнёт, и опять придёт в ярость, Лютиен выговорила у отца обещание не убивать Берена и не заключать в тюрьму. И сразу после этого, боясь упустить момент, представила Тинголу своего, как это теперь называется, друга.

Конечно, Тингол был эльф из перворождённых, то есть среди всего прочего культурен, вежлив и благороден. Но эти качества, видимо, он берёг для сородичей, а с расово неполноценным Береном разговор был начат в манере воспитательной беседы солдата второго года службы с зелёным новобранцем, интересующимся, почему мыть пол должен именно он.

- Ты вообще кто такой, родимый? Я ж тебя в упор не вижу!

Берен попытался что-то сказать, но Тингол его оборвал:

- Молчать, я вас спрашиваю! Чего тебе в своём вонючем краю не сиделось? Научился, понимаешь, на брюхе ползать...

Берен посмотрел в глаза Лютиен, и понял, что судьба судьбою, но ещё пара минут такого разговора, и она не то что любить уважать его перестанет. И ответил он гордо:

- Пришёл я сюда просто так гуляючи, а теперь хочу твою дочь в жены взять как честный человек, уж очень она у тебя замечательная. И хамить на меня тоже не стоит - я, между прочим, орков только так режу.

Тингол медленно ответил:

- Ну, дочка, знала что делала, когда поклясться заставляла. А то прям на месте убил бы ублюдка.

- Никакой я не ублюдок, - обиделся Берен, - у меня док`умент есть, вот папа, вот мама, всё путём.

Мелиан наклонилась к Тинголу и сказала тихонько:

- Не горячись, дорогой, его и без тебя найдётся кому убить.

Тингол ещё некоторое время сидел, надувшись, но потом решил, что так даже лучше, и сказал:

- Ну, раз документ есть, то другое дело. Значит так: ты приходишь ко мне, в одной руке документ, а в другой сильмариль. И я тогда не возражаю. Так что неча губы дуть, и давай скорее в путь. Государственное дело. Ты улавливаешь суть?

Но тут уж и Берен обозлился:

- Значит на камешек свою дочь меняшь? Ну, чмота же ты, король! Когда мы повстречаемся вновь, моя рука будет держать сильмариль. До свиданьица, я ещё с тобою повстречаюсь.

Когда Берен ушёл, Тингол попытался стушевать впечатление от слов Берена, долго и путано объяснял, что парень идёт на верную смерть, и он всё правильно придумал, что на хамство людское только так и можно отвечать, но его слова мало кто слушал.

Берен же выбрался из Дориата и отправился в дорогу, памятуя, однако, при этом, что нормальные герои всегда идут в обход. В конце концов, как говорят легенды, "будучи в сильной нужде, пришёл он в окрестности Нарготронда". Мы не будем комментировать этот сюжетный ход, хотя манера ходить по нужде за тридевять земель могла бы стать темой для отдельного исследования. Итак, чтоб не пристрелили ненароком, дальше Берен шёл, время от времени нервно вскрикивая: "Нихт шиссен, я есть Берен!", а орки разбегались с его дороги врассыпную, решив, что это хитрый подвох коварного диверсанта. Наконец охране Нарготронда надоело слушать эти однообразные вопли, Берена схватили и привели к королям.

А в те времена в Нарготронде собралась милая компания король Финрод-Фелагунд-ибн-Финарфин, якобы главный, и двое Феанорычей-приживальщиков, которые чем дальше, тем активней пытались захватить власть. Перед этой троицей Берен и излил свои печали, а закончил просьбой помочь. Реакция на его рассказ была неоднозначной. Финрод понял, что затея Тингола в конце концов аукнется в основном самому затейнику и загрустил. Колегорм указал, что если сильмариль будет добыт, то Феанорычи все как один вспомнят старую клятву, ибо Берен не Моргот, и против него геройство проявлять очень даже можно. Следом за Колегормом выступил Куруфин, у которого, как известно, был скверный характер. В соответствии с ним он долго запугивал собравшихся силами и мощью врага, а вывод сделал такой - пусть Финрод отправляется с Береном, а мы уж тут как-нибудь без него управимся. Несчастный король понял, что если он сегодня не уйдёт совершать подвиги, то завтра его всё одно так или иначе уберут, и почёл за лучшее отправиться в дорогу.

Осенним вечером Финрод и Берен с десятком спутников покинули Нарготронд, между делом перебили подвернувшийся под руку отряд орков и, воспользовавшись трофейной формой и документами, добрались аж до башни Саурона, таким образом предвосхитив один из подвигов четырёх танкистов и собаки. Но Саурона обмануть не удалось, и произошло знаменитое столкновение Финрода и Саурона дуэль на песнях. Говорят, что именно такое единоборство выбрал Саурон потому, что хотел отыграться за поражение своего хозяина давным-давно, и если это так, то цели своей он добился. Команда была побеждена и брошена в глубокую яму, в которою время от времени забредал волк-оборотень и съедал одного из товарищей не со зла, а исключительно с голодухи.

В те мгновения, пока Берен летел вниз, сердце Лютиен сковала морская болезнь, а добрая мамаша попыталась успокоить дочку тем, что надежды на спасение парня всё равно нету, и нечего зря страдать. Лютиен действительно не хотела зря страдать, а для того, чтобы страдать не зря, она решила сбежать к Берену в компанию. Всё тот же благородный и влюбленный Даэрон вновь сдал Лютиен Тинголу, который несколько опешил, но практической сметки не потерял. Для дочери был выстроен дом со всеми мыслимыми удобствами, вплоть до зарешеченных окон, но зато без дверей, и, по мнению Тингола, этого должно было хватить для возвращения Лютиен хорошего настроения. Но она не поняла отцовской заботы и, усыпив охрану, сбежала, прикрывая свою красоту плащом из собственных волос. ............... (Размышления автора о подробностях прикрытия красоты как всегда опущены, а жаль. Хотелось бы наконец узнать, какие ещё пошлости могли родится в его воспалённом воображении).