— Мы ничего такого не делали. — Джоан вскинула голову, словно хотела привстать над всем этим. Ее подбородку шло напряжение, выпяченные губки тоже ее не портили.
— Понимаю, по вашим стандартам это было только самое начало. Вы всего лишь примеривались к возможным позам соития. Решили, что я не вернусь? Отравили мне питье, но я оказался слишком могуч, чтобы подохнуть, совсем как Распутин.
— Дик, — сказал ему Мак, — Джоан любит тебя. Я тоже, если только способен любить мужчин. Мы с Джоан уже много лет назад решили остаться просто друзьями.
— Оставь эти свои кельтские штучки, Мак Деннис! «Если я люблю мужчину, то тебя!» Забудь обо мне, парень, и вспомни о бедняжке Элеонор, как ее мучает ваш развод, как она день за днем скачет и скачет верхом, из сил выбивается...
— Давайте есть, — предложила Джоан. — Ты так меня взвинтил, что я, наверное, пережарила мясо. Лучше перестань дурачиться, Дик, это плохой способ оправдаться.
Назавтра Маплы проснулись с сильным похмельем. Мак просидел у них до двух часов ночи, стараясь убедиться, что все в порядке. Джоан утром в субботу обычно играла в дамский теннис, а Ричард развлекал детей; в этот раз, надев белые шорты и кроссовки, она никак не уходила, предпочитая ссору.
— Какой ужас, что ты обвиняешь нас с Маком! — наседала она на Ричарда. — Наверное, сам пытаешься что-то скрыть?
— Дорогая миссис Мапл, дело в том, что я все видел своими глазами, — объяснял он. — Через окна собственного дома я наблюдал, как достоверно ты изображаешь паучиху, которой щекочут брюшко. Где ты научилась такому отчаянному флирту? Это было даже выразительнее кукол-марионеток.
— Мак всегда целует меня в кухне. Эта такая привычка, она ничего не значит. Ты сам знаешь, как сильно он любит свою Элеонор.
— Так сильно, что разводится. Воистину донкихотская преданность!
— Развод ее инициатива. Он совершенно раздавлен. Мне так его жалко!
— Это я видел. Ты превзошла медсестер Красного Креста под Верденом.
— Мне хотелось бы понять, чему ты так радуешься?
— Радуюсь? Да я растоптан!
— Нет, ты такой довольный! Посмотри в зеркало на свою ухмылку!
— А ты даже не просишь прощения, вот что невероятно! Откуда только берется вся эта ирония?
Зазвонил телефон. Джоан сняла трубку и сказала: «Алло!» Ричард услышал с другого конца комнаты щелчок. Джоан положила трубку.
— Все ясно, — произнесла она. — Она думала, что я уже на теннисе.
— Кто «она»?
— Ты еще спрашиваешь? Твоя любовница, кто же еще!
— Нет, звонил твой любовник. Твой тон послужил ему предостережением.
— Ступай к ней! — вдруг выкрикнула она в приступе воинственной энергии, в другие похмельные утра помогавшей ей сворачивать дома горы. — Будь мужчиной, ступай к ней, перестань мной манипулировать, я все равно тебя не понимаю! Нет у меня любовника, нет! Я позволила Маку меня поцеловать, потому что он одинокий, а еще он был выпивши. Хватит изображать меня интереснее, чем я есть на самом деле. Я просто потрепанная домохозяйка и иду играть в теннис с такими же, как я!
Ричард молча достал из спортивного шкафа ее ракетку с недавно перетянутой сеткой, принес ее в зубах, как пес палку, опустился на четвереньки и положил у ее ног. Ричард-младший, их худенький старший сын девяти лет, в данное время поглощенный собиранием открыток с Бэтменом, заглянул в гостиную, увидел эту пантомиму и захохотал, пряча испуг.
— Папа, мне полагается десять центов за вынос мусора.
— Мама собирается на теннис, Дикки, — сказал Ричард, облизывая соленые от рукоятки ракетки губы. — Давайте поедем в универмаг «Файв-энд-тен» и купим «бэтмобиль».
— Здорово! — неуверенно откликнулся сын, переводя широко раскрытые глаза с одного родителя на другого, словно пространство между ними грозило опасностью.
Ричард повез детей в магазин, потом на спортивную площадку и в кафе перекусить. Эти безобидные занятия превратили остатки алкоголя и простуды в такую вязкую усталость, от какой дети падают и засыпают без задних ног. Изредка он вспоминал о саднящем горле, встречал послушными кивками рассказ сына, излагавшего нескончаемый сюжет: «...У пингвина был зонтик, из него пошел дым, а те двое в масках засели в банке и давай качать воду, не знаю зачем, а Робин карабкался по мокрым ступенькам, чтобы спастись от воды, а потом, папа...»
Вернувшись домой, дети пропали где-то по соседству, унесенные той же загадочной волной, которая порой забрасывала к ним во двор чужих сорванцов. Джоан вернулась с тенниса вся потная, с глиной на лодыжках. Ее тело источало наслаждение от недавних усилий. Он предложил прилечь и подремать.