Александр Петров, составитель и редактор моего сборника, – человек, который в данный момент знает мое творчество лучше, чем я сам, как бы странно это ни звучало. У нас случались споры по поводу тех или иных нюансов, и порой мне бывало тяжело снять вопросы – но в итоге мы находили вместе приемлемые варианты, и, на мой взгляд, рассказы теперь лучше: убрано лишнее, подчеркнуто нужное. Благодаря Александру мои рассказы стали четче, за что ему громадное спасибо.
И еще одно спасибо – Анне Антоновой, директору издательства «Фантаверсум», где вышел этот сборник. Без Анны не было бы ни серии «Талейдоскоп», ни многих других хороших книг.
И, конечно же, спасибо вам, читающим эти строки, – без читателей нет ни книг, ни писателей.
Эльдар Сафин
…Cкажу пару слов о «цветной волне», куда произволом критиков определили многих нынешних молодых российских фантастов, в том числе и Эльдара Сафина. Этих писателей объединяет атмосферность, присущая постмодернизму цитатность, «западничество», работа на стыке жанров и – самодостаточность, герметичность текстов. В их рассказах и романах нет жесткой привязки к актуальной социальной и политической ситуации, они не дают прогнозов на будущее, не пропагандируют науку, как это делали «шестидесятники», и даже подвиги герои их книг совершают странные, порой нелепые…
Юлия Зонис
Когда в кинотеатре начался пожар, Енька была в числе тех, кто первым рванул к выходу. Она сделала это за несколько секунд до того, как сработала сигнализация и с потолка полилась тонкими, быстро иссякающими струйками вода.
Однако до заклинившей двери ей добраться не удалось – сидела она в самом верху, а пока просачивалась мимо тех, кто был уверен, что все обойдется, пока перепрыгивала через ступеньки, у выхода уже собралась плотная толпа. А в ней каждый полагал, что его жизнь – самая бесценная и за право постоять около выхода можно пинать, толкать и громко материть всех остальных.
И девушка, даже изящная и не особо высокая, вряд ли могла протиснуться вглубь – да, в общем, и не хотела этого.
Дым валил уже плотно, под потолком искрило электричество, свет включился на мгновение во всем зале и тут же погас. Орали дети, визжали женщины.
Енька в свои пятнадцать с половиной не относила себя ни к первым, ни ко вторым. Она прижалась спиной к стене и попыталась проанализировать ситуацию. В толпе около запертого выхода кто-то уже стонал от боли – люди словно сошли с ума, втираясь в эту давку, будто бы от того, умрут они наверху кинозала или у выхода, зависел размер страховки несчастным родственникам и высота надгробия.
Дым был уже повсюду, но стало светлее – в дальнем конце загорелись открытым огнем кресла. И как только вспыхнуло пламя, Енька увидела в нескольких метрах от себя еле светящийся проем в стене. Он начинался на уровне ее пояса и уходил вверх. Из него высовывались чьи-то руки и то подхватывали кого-то, то отпихивали.
Добраться до этого проема оказалось сложно – за полтора десятка коротких шагов Енька потеряла одну туфлю и рукав почти новой куртки, получила болезненный тычок локтем в челюсть, и множество раз ее отталкивали назад, пихали, орали что-то бессмысленное в ухо.
Какой-то мужик лет под сорок уже в третий раз атаковал проем, и в третий раз его сшибали обратно уверенным пинком.
После очередного удара атакующий неудачно стукнулся о кресло и затих. В проем втащили двух мальчишек лет по десять, одного за другим. В зале раздался дикий скрежет.
– Сколько лет? – спросил силуэт из проема.
Енька, мгновенно сообразившая, что мужика не пустили, а пацанов взяли, крикнула:
– Тринадцать!
И ее сразу подхватили и швырнули куда-то за себя. Енька смотрела во все глаза, но ничего не было видно, зато все тело словно вибрировало, ощущение оказалось настолько новым и непривычным, что девушка на какой-то момент перестала дышать – и почудилось вдруг, что здесь это и не нужно, а потом она потеряла сознание.
Очнулась Енька на узкой, но очень удобной кушетке, стоящей у стены в маленькой белой комнате. Напротив располагалась такая же, но пустая, больше в помещении ничего не было. Девушка попробовала встать, но оказалось, что она притянута к своему ложу несколькими упругими жгутами.
А через мгновение часть стены рядом с кушеткой напротив отъехала в сторону, и в комнату вошла высокая блондинка средних лет в белом халате.
– Имя, фамилия, год рождения? – равнодушно спросила вошедшая.
– Евгения Самойлова, две тысячи третий. – Енька полагала, что теперь врать смысла нет – раз уж ее спасли, обратно в горящий кинотеатр никто не отправит.
– Сколько пальцев? – Дама показала два.
Енька ответила.
– Чувствуешь себя нормально?
Девушка кивнула.
– Сутки проведешь здесь, потом отправишься к остальным.
Сразу после этих слов блондинка нажала что-то около головы Еньки, жгуты мгновенно втянулись в кушетку, освобождая девушку. Дама встала и уже собралась выйти, но Енька вдруг спросила:
– А когда можно будет вернуться домой?
– Никогда, – не оборачиваясь, ответила блондинка. – Ты в две тысячи двести тридцать четвертом году и по всем документам сгорела в своем две тысячи девятнадцатом.
Последние слова Енька едва расслышала, так как они донеслись из-за закрывающейся двери. Потрясающая новость! Можно было верить в нее или не верить. Не верить показалось проще и разумнее. Девушка села на кушетке, решив для себя, что об этой проблеме обязательно надо будет поразмышлять, но потом. Вероятно даже, что сильно потом.
Оглядев себя, Енька с неудовольствием отметила, что и джинсы-трансформеры, и куртка, и жакет, и майка, и нанобусы – и даже носки с трусиками – все это пропало, а надето на нее нечто бесформенное и белое, отлично скрывающее от окружающих тело от лодыжек до шеи.
Оставалась надежда на то, что когда она выйдет из этой больницы, все вещи – включая социальную карту-паспорт, на которую только вчера упала школьная стипендия, – ей вернут в том же состоянии, что и забрали.
Обойдя комнату и исследовав ее на предмет окон, дверей, тайников и кнопок, Енька выяснила, что ближайшие сутки обещают оказаться весьма скучными. Пять шагов в ширину, восемь в длину, что-то около пары метров в высоту, гладкий мягкий материал на стенах, две кушетки, словно вырастающие из стен, – и больше ничего.