— Биберман, о котором я тебе еще расскажу, выглядел иначе, — продолжал пояснять гонец. — Ведь по внешнему виду их сразу не распознаешь, но стоит мне оказаться рядом с евреем, как я слышу предостерегающий голос крови. — И он развел руками. — Вначале я этого не понимал. Но начальник нашего конструкторского бюро… — Экнер покраснел. — Словом, я стою здесь, а там, на другом краю ничейной земли, — еврей.
Ахим закинул голову. Резкий свет лампы падал прямо на его застывшее в напряжении лицо. Я затаил дыхание. Сейчас Ахим положит конец этой дурацкой болтовне и мы избавимся от парня.
— А если я скажу тебе, — начал Ахим, — что я тоже один из тех, кто изображен в этом журнале и от кого тебя, словно ничейная земля, отделяет предостерегающий голос крови, — тогда что?
Юнец отшатнулся, разинул рот, но тут же с облегчением рассмеялся.
— Нечего сказать, неплохая шутка! А ведь ты почти купил меня, — добавил он.
Ахим, обессиленный, прислонился к стене.
— Ты меня тоже, — тупо ответил он.
С минуту мы все сидели молча. Вдруг Экнер поднялся.
— Схожу-ка выпью водички, — бросил он через плечо.
До сих пор я молчал, но теперь уже не стал скрывать своего отвращения к парню. Ахим все еще сидел, прислонясь к стене. Он устремил на меня протестующий взгляд.
— Ты утверждаешь, что этот юноша являет собой случай неизлечимого бешенства и подлежит изоляции, — сказал Ахим, повторяя мои резкие слова. — Ты что же, боишься заразиться?
И в ответ на мое запальчивое возражение добавил:
— Конечно, яд, который ему впрыскивали годами, действует на психику, как наркоз. Последствия ты наблюдал в Испании, где такие вот парни лезли на нас в атаку и оставались висеть на колючей проволоке перед нашими окопами. Я знаю случаи, когда этот яд заставлял их стрелять в санитаров, которые пытались их подобрать. — Ахим встал и положил руки мне на плечи. — С сегодняшнего дня колючая проволока, на которую гонят нашу молодежь, протянется через всю Европу и, если не случится чуда, опояшет весь земной шар. Да, так оно и будет, и сегодня и завтра. После коротких передышек новые войны будут вновь и вновь терзать человечество, если…
— Если что?
Ахим снял руки с моих плеч.
— Если ты признаешь, что враг безнадежно отравил сознание нашей молодежи, что ему достаточно взмахнуть хлыстом расовой ненависти и в любую минуту наши юноши превратятся в рычащих зверей.
— А как ты собираешься помешать этому? Ты что же, будешь рисковать ради этого болвана собственной головой? Милый Ахим, — я иронически пытался вразумить Ахима, — легче научить рыбу говорить, чем внушить этому типу уважение к людям.
Мне хотелось сказать еще многое. Мне хотелось убедить Ахима в том, что задачи, стоящие перед нами, не позволяют нам бессмысленно растрачивать силы на такого вот юнца. Но в эту минуту Экнер вернулся и, отпустив какое-то замечание насчет духоты в зале, улегся рядом со мной.
На следующее утро нас отправили в лагерь для интернированных на юге Франции. По дороге к вокзалу Экнер шагал между мною и Ахимом. Я решил про себя как можно скорее его отшить. Но вышло иначе.
Как именно — об этом Эрвин Экнер поведает сам.
Рассказывает Эрвин Экнер
…Он валялся возле самой кухни. Мне была видна только ржавая крышка. Все остальное потонуло в груде шлака и гниющих костей. Это был помятый двадцатипятилитровый бидон из-под сала, обыкновенный жестяной бидон, который бог знает когда проделал путь от чикагских боен до Франции. Само собой разумеется, что прежде он весело сиял и был полон до отказа, как и все его собратья, пересекавшие океан. «Вот и я! — наверное, сказал он по прибытии. — Черпайте из меня, пока не наедитесь до отвала, а когда черпать будет нечего, я еще смогу послужить вам, как служил бы у себя на родине бродягам, безземельным фермерам и прочим обездоленным, кто варит во мне свою похлебку».
«Славно, что ты прибыл», — ответил ему повар, нежно обнимая бидон, но, как только он старательно вычерпал из него все содержимое и глазам его открылось дно, он ворчливо сказал ученику:
— Эй, Пьер, болван ты, эдакий! Не видишь, что ли, как я выворачиваю себе руки, ковыряясь в этой старой жестянке?
Пьер взял пустой бидон из-под сала за уши — пардон, за ручки — и вытащил его во двор. Куда он теперь годился? За несколько франков можно было приобрести новую эмалированную кастрюлю, длинными рядами стояли они на полках магазинов. А если подождать несколько дней, они, вероятно, еще подешевеют. Пьер широко размахнулся и швырнул пустой бидон в кучу мусора. Бидон упал, издав глухой звук. Вот беда, ведь он остался без хозяина.