А ночь без лодок и сетей
вернуть готовится обратно
пропавших без вести детей,
кто утонул в реке когда-то.
Они земную благодать
вдохнут и улыбнутся лету.
И бык зелёный их катать
охотно будет до рассвета.
Фейляндия
Полоска вечера погасла
над одинокой резедою.
Летают феи на пегасах
под фонарём ночным – луною.
Одна – в стеклянных шароварах,
другая – в розовом капоте,
и нет нигде кривых и старых,
не приспособленных к работе.
Кадит душистым цветом вишня
сполна в алтайские угодья,
и не найти подружек лишних,
кто этой ночи не угоден.
Все – как алтайские царевны,
прибывшие на бал цветенья!
И ярко светятся деревьев
душа прозрачная и тело.
Рассвет приходит незаметно
в страну весёлую, иную,
и ставит лучшие отметки
всему, что тайною волнует.
Царица Савская
Султан Озёрович, камыш,
кому ты машешь шапкой царской?
Зачем на цыпочках стоишь
перед луной – царицей Савской?
Всю ночь летают в тишине
признания в любви и вздохи,
и возбуждён центральный нерв
озёрной страстью одинокой.
Царица Савская – луна –
молчит, не зная, что ответить.
Во всех и сразу влюблена
её сияющая четверть.
Этюд душистого табака
Ночных насекомых знаток-зазывала –
душистый табак фонтанирует запах
и формой своей граммофонной, бывало,
в каких ни бывал фантастических лапах!
Ещё медосбор не начался, к обеду
несётся в цветном размахае богиня.
О лето! О бабочки! Тени рассвета
для вас тяжелы, как чугунные гири.
Сгущается воздух в прозрачных раструбах –
заводы коллоидных клеток в порядке!
И ножки танцуют, и чмокают губы,
пыльцу осыпая на влажные грядки.
Я в этот цветник забежал на минуту
и в сон погрузился, прозрачный и лёгкий,
в котором растения славили утро
и сладкие реки цветочного сока!
Перекаты Катуни
Пыль водяная радугой повисла
над одиноким камнем и поёт.
Стекая вниз, река не видит смысла
остановить запущенный завод.
С горы спустилась дикою козою,
опасный спуск преодолев за день,
и падает избранницей рябою
в её струю раскидистая тень.
Перелететь бурлящую стихию
боится молчаливая пчела.
Перелетают новости плохие,
хорошие – глядят из-за угла.
Холодный ад средь зелени какой-то,
котёл, кипящий розовой водой!
Качается, как на пружинах койки,
и проплывает мимо сухостой.
Вода старухой кажется беззубой,
когда ворчит на отблески зари
и, ударяясь лбом о камень грубый,
обильные пускает пузыри.
Но зверь придёт и радостно долдонит,
и требует внимания к себе…
«Пей, сколько хочешь, вот мои ладони,
в них радуга играет на трубе!
Тебе отдамся всей своей водою,
которую веками можно пить.
Айда со мной, шалуньей молодою,
широкою Сибирью колесить!»
Луга
До здравниц удельной Европы
луга настояли свои
лохматые трубки – сиропы,
хранящие запах Аи.
К полудню то звонко, то робко
шмели, осушив закуток,
из трав вылетают как пробки,
и радости градус высок.
Испить бы настой этот крепкий
губами отчизны самой,
ломая лучи, словно ветки,
затеяв игру с синевой.
До здравниц удельной Европы,
дойти бы, не ведая сна,
увидев небесные тропы
над морем гречихи и льна!
Лунные тени
(соната)
Проснулись тени у берёзы,
надели лунные ходули
и ну рассказывать морозу
в какие тайны заглянули.
О золотистой снежной плоти,
о снах и санках, о телеге,
о лошадях в простой работе,
что рады утреннему бегу.
Терять себя в сугробах пышных
не каждый человек решится.
И зимняя Европа дышит
и думает сердечной мышцей.
И рада слушать небылицы
о том, как сумрак у дороги