Такая политика полностью устраивала Илью, который, несмотря на льющийся через край талант, предпочитал действию бездействие. Он мог часами играть одну и ту же мелодию в разных ее вариациях, после чего предоставлял место следующему исполнителю. То есть мне или Наде, в зависимости от расписания. Надя, внешне совсем еще ребенок по сравнению с нами, была полной его противоположностью. Ее не устраивала предоставляемая свобода. Она хотела четко знать, что играть, но каждый раз, когда ставила вопрос ребром, менеджеры пожимали плечами и говорили просто играть, а что – не так уж и важно. Наше трио обычно работало во второй половине дня и ближе к ночи. Других, «утренне-дневных», исполнителей я не знал, да и знакомиться с ними мне не слишком-то и хотелось.
Осенние сумерки пахли приближающейся зимой. Или мне это только казалось?
Я засмотрелся на безмятежную гладь реки и задумался. Не знаю, сколько я простоял бы вот так, без движения, не похлопай меня по плечу чья-то рука в кожаной перчатке. Это был виновник всех моих недавних злоключений и непредвиденных знакомств.
– Ау, Казанова! Как успехи на личном фронте? – в смеющихся глазах Ильи виднелось что-то непривычное, какая-то тяжесть. Было слишком темно, и я не мог толком понять, что было не так с его взглядом, но с ним определенно что-то стряслось. Возможно, он просто-напросто плохо спал той ночью. Кому-кому, а ему не привыкать.
– На личном фронте? На личном фронте основные силы разбиты, остатки техники захвачены, и командованием был отдан приказ отступать во избежание дальнейших потерь.
– Ты никак шутишь? Ого, прогресс! Однако тебе еще есть, куда расти. Дам дельный совет: делай лицо попроще, а то юмор не проглядывается. С таким лицом кто-нибудь рано или поздно примет твои слова за чистую монету.
– Извините, мастер-шутник, но вашего уровня мне не достичь и через век. Зачем пытаться? Лучше буду и дальше сидеть с кислой миной и плевать в потолок. Этим я, собственно, и собирался заниматься прямо сейчас. На подиуме Надя, да?
– Надя на подиуме, да, работает. Ты рановато, до начала смены еще битый час.
– Полтора. А ты вот, наоборот, запозднился.
– Да сегодня что-то нет ни планов, ни настроения. Не хочу ни домой …
– … ни в клуб, ни в бар, ни даже в городскую библиотеку, – закончил я за него.
– Удивительно. Знакомы вроде не так давно, а как тонко ты чувствуешь все струнки моей измученной душонки. Как ты догадался? – в его словах затесалась едва уловимая нотка сарказма. Безвредная язвительность была одной из черт далекого от идеала характера Ильи.
– По глазам увидел.
– Ага, конечно, – ухмыльнулся он. – Так что ты планируешь делать эти полтора часа? На морозе стоять что твоя нотр-дамская гаргулья?
– Ничего не планирую. Хотел посидеть в зале, музыку послушать, поразмышлять о вечном.
– Тоже мне, безудержное веселье. Еще бы книжку прихватил. Слушай, а давай пойдем и посидим где-нибудь. Я угощаю.
– Мне еще весь вечер и полночи играть, ты в своем уме?
– Очень смешно. Алкоголь, – Илья по обыкновению сделал ударение на второй слог, – в обязательную программу не входит. Ну так что?
– Ладно. На часик можно.
– Замечательно! Полный вперед!
Разумеется, мы пошли в противоположную от «Элизы» сторону. Ни он, ни я уже попросту не могли терпеть это вылизанное до блеска место без души и ходили туда исключительно по долгу службы. Баров и кофеен в округе хватало, было из чего выбирать. Зайдя в одно из таких местечек поуютнее, мы расположились у окна и заказали по напитку. Он взял зеленый чай с фирменными вафлями, а я кофе. Простой кофе.
Я почти не слушал Илью, – и не потому, что не мог, а потому, что не хотел. Я молча смотрел в окно и грел руки о горячую керамику кружки. На стеклах наперегонки бежали капли дождя, то разбегаясь в разные стороны, то объединяясь в одну сплошную жидкую массу. Как, в общем-то, и все мы, не так ли? Проходили мгновения, секунды, минуты …
– Аллоу, ты еще с нами? – он пощелкал пальцами у меня перед носом. – Ты сегодня сам не свой. В чем дело? Какие-то проблемы?
– Нет, никаких проблем. Не знаю. Просто устал. Вот прямо сейчас, в начале недели.
– Это никак не связано с той госпожой, укатившей тебя домой?
Он определенно был в сговоре с барменом, и ему определенно разбавляли алкоголь. Другого объяснения, почему он, в отличие от меня, помнил такие подробности нашего последнего кутежа, у меня попросту не находилось.