Прошел год, я сам себе удивляюсь, но никак не могу забыть про Сашку. Что-то меня в нем зацепило и не отпускает, раз в месяц я приношу ему цветы, большой букет бордовых лилий, он первый, кому я, кроме мамы и сестры, дарю цветы, если бы он был жив, я задарил бы его букетами…
Отвратительное утро, я вчера перебрал, пил, кажется, водку, шампанское, потом коньяк и, кажется, пиво, очнулся утром у себя в кабинете никакой. Голова гудит, язык ватный, руки-ноги не мои. Вчера было 2 июня.
К обеду кое-как Вадик и моя секретарша Ниночка отпоили меня таблетками и кофе, я смог начать работать потихоньку, не спеша вчитываться в бумаги, улавливать за хвост разбегающиеся мысли. К концу дня пришел к выводу, что пить надо завязывать, приехал домой, выкинул весь алкоголь, прибрался, принял душ, побрился везде. Замер перед зеркалом, оглядел себя и порадовался своему телу - не растолстел, не порыхлел… Приготовил ужин – мясо, овощи, салат…
Звонок в дверь стал полной неожиданностью, я никого не ждал, по пути споткнулся о ковер, выругался, пошипел от боли в большом пальце правой ноги и, не глядя, открыл дверь.
- Привет, – словно колокольчик зазвенел в помещении, я поднял глаза, на меня смотрел стройный юноша с улыбающимися голубыми глазами в обрамлении пушистых ресниц, со светлыми русыми волосами, на правой щеке розовел тонкий, едва заметный шрам, в левом ухе было три дырки. Простая футболка по фигуре, черные джинсы в обтяг, в руках пиджак.
Пришел в себя я на своей кровати, на меня кто-то брызгал из пульверизатора. Я закашлялся.
- Ты что творишь, там же удобрение!
- Ой, прости, – через минуту меня уже вытирали влажным полотенцем и поили водой. – Прости меня, нельзя, наверное, было так вот... шокировать. – Его голос ласкал слух, и я буквально не соображал, что он говорит. Он это понял и замолк, а я все смотрел на него и гладил пальцами тонкий розовый шрам на щеке. Он первый потянулся за поцелуем, его губы мягкие и нежные накрыли мои, горячий язык скользнул внутрь. Я потянул его на себя, стягивая футболку, жадно шаря руками по телу, стройному, горячему, пальцами я чувствовал неровности кожи, шрамы годичной давности слегка выпирали, их было довольно много. Он покорно отдавался, выгибался навстречу, стонал тихо, щеки покрылись румянцем, когда я начал вылизывать его, он был восхитителен везде, член ровный, гладкий с яркой бордовой головкой. Поцеловав каждый шрамик на ягодицах, я смазал себя и вошел, восхитительно узко и горячо, аж сердце заходится и воздуха не хватает. Он рвано вскрикивает, и я замираю, все-таки не достаточно подготовил, глажу руками по спине, мну плечи, целую до куда дотягиваюсь, жадно касаюсь его везде, обвожу пальцами контур тату, два больших крыла почти на всю спину, одно черное, другое белое, мой ангел, хочу насытиться им до того, как окажется, что я сошел с ума. Он сильней прогибается в пояснице, мы движемся навстречу друг другу, его стоны, страстные и звонкие, ласкают мой слух. Я был прав, он умопомрачительно стонет. Оргазмов такой силы у меня никогда ещё не было, меня хватило лишь на то, чтобы завалиться на бок и притянуть к себе мою сладкую галлюцинацию, не покидая приятной тесноты его тела.
Вздрогнул и проснулся, вот так вот, я схожу с ума… стали сниться реалистичные сны с его участием, он и раньше мне снился, когда я засыпал трезвым, но никогда так откровенно и правдиво. Я тяжело вздохнул, желудок жалобно заурчал, да и пить хотелось сильно, глянул за окно, на дворе глубокая ночь, захватив с тумбочки сигареты и прикуривая по пути, направился в кухню. Что мне с собой делать, понятия не имею, может, послушаться совета сестры и сходить к тому доктору, да утром первым делом позвоню Кристинке. На кухне горел свет, за столом сидел мой глюк и с аппетитом жевал кусок мяса. Дымом поперхнулся.
- Ты…
- Я…
- Живой…
- Живой… - кивнул Саша.
- Но как..? Как?
- Садись, кушай, - он заботливо усадил меня за стол, положил ещё теплые овощи, кусок свинины, салат пододвинул поближе, налил морс. Я на автомате взял вилку и начал жевать. – В больнице меня несколько раз пытались убить, один раз оказался удачным, и я впал в кому, потом был еще один раз, но наемнику не повезло, его поймали. Отец ради моей безопасности инсценировал мою смерть, устроил похороны, а меня, так и не вышедшего из комы, увезли за границу вместе с сестрой и Кариной. Там буквально через неделю я пришел в себя, когда оклемался, отец мне все рассказал, даже про то, как ты к нему приходил и в любви ко мне признавался, но тогда уже было неудачное покушение, он запланировал меня вывозить из страны и отшил тебя. Он сказал, что ты был искренним, но доверять тебе причин не было, мало ли хороших актеров в стране. Тебя проверили тщательнейшим образом, но меня уже увезли. Отец видел тебя на кладбище, видел, как ты рыдал. За моей могилой на всякий случай установили наблюдение, мало ли. Каждый месяц приходили сообщения о тебе, я каждый раз порывался приехать, но было нельзя. Знаешь, я скучал, мы вроде и не знакомы толком были, но я скучал. Ты ведь спас меня, было в твоем голосе что-то, что давало мне надежду на лучшее. Ты общался со мной, не зная о том, что произошло, шутил, рассказывал истории из жизни, и я загорался. Я видел тебя вчера, огромный букет бордовых лилий тоже видел, надо же, запомнил. Я уже запланировал к тебе прийти, не знаю, зачем пошел на кладбище, а вечером тебя дома не было. Я оставил ребят следить, и вот они позвонили, я приехал… - протараторил он на одном дыхании.
- Тебе не опасно… - пришлось прокашляться, потому что голос хрипел и не слушался, – не опасно находиться здесь?
- Нет, всех уже поймали, кого посадили, кого случайно пристрелили. Пойдем в душ? Или сразу спать..? – он улыбнулся, так по-детски, так искренне, и я зажегся.
- В душ, мой ангел, а потом спать, – я подхватил его на руки и унес в ванну.
- Я влюбился в твой голос, сердце мое, и готов отдать тебе всего себя, лишь бы ты всегда был рядом, лишь бы душа твоя пела для меня. Теперь я люблю тебя всего, каждый твой шрам, каждый изгиб, каждый взгляд и вдох. Я подарю тебе весь мир и даже больше, только бы никогда больше не оказаться в той тишине без тебя, – шептал я ему на ухо, когда мы засыпали, крепко прижавшись друг к друг. Саша мерно сопел мне в шею, и я чувствовал, как он улыбается, прижимаясь плотнее и шепчет, шепчет в ответ, что любит, и что его душа будет петь для меня вечно и даже дольше.