— …не хочу тебя расстраивать, но… мы с ним вряд ли найдем общий язык… особенно, теперь, — перебивая, тяжко вздохнул Эго, всё же садясь и ставя еду перед ней, — и в чем-то он прав — я не смог тебя уберечь…
— …м-м-м! — Тату, уже засунувшая в рот ложку бульона, чуть не обожглась, и толкнула его под локоть, — не говори так! Пройдет время, и он оттает!
В глубине души Колетт прекрасно отдавала себе отчет в том, что произошло. Но она упрямо приняла решение не придавать значения словам отца, успокаивая Антуана и себя заодно. Она попыталась выдохнуть, забыть о бросающем в дрожь прошлом и насладиться настоящим. Только зыбкость этого настоящего, и ещё большая туманность будущего, не давали успокоиться…
— …мсье Эго… простите… — тихий стук ворвался в сознание неожиданно, а когда она открыла глаза, в вечерних сумерках над кроватью стоял Розенкранц. — Простите, бога ради, мсье Эго…
Антуан, что крепко обнимал её, зашевелился.
— …чего ещё случилось? — сонно спросил он, и Колетт готова была разорвать всех, кто посмел мешать им отдыхать. Особенно, всех, кто посмел мешать Эго — судя по тем ужасным чёрным — даже не синим, — кругам под его глазами, он не спал добрых несколько дней.
— …там полиция, твердят, что с вами необходимо срочно побеседовать… про мадмуазель Тату я сказал, что её нельзя беспокоить, но…
Тогда Колетт приподнялась на подушке.
— …это Фрай? — спросил Антуан, поднимаясь и разминая шею.
— …нет, мсье, это следователь, который ведет дело… — Розенкранц забрал поднос и, увидев, что она уже не спит, перестал говорить шёпотом. — Он уже пообщался и с Лингвини, и с вашим, мадмуазель Тату, отцом тоже…
Колетт удивилась.
— …что — с Лингвини?
— …ага, долгая история, — отмахнулся Антуан. — Лежи. Я спущусь.
Когда он вышел, Колетт попыталась выяснить у Розенкранца детали, но дворецкий отказался распространяться. Только сказал, что очень переживал за неё. И после — ещё серьезнее добавил, что даже теперь, когда кажется, что всё позади, не перестал волноваться. И за неё, и главное — за Антуана. Естественно, после таких новостей, Тату не смогла оставаться в комнате.
— …в больнице мне сказали, что вы забрали пострадавшую под свою ответственность? — услышала она незнакомый голос. Полицейский был тем, кого она прежде не видела. Ни Фрай, ни его помощник не появились, к сожалению. И сработало то же самое недоверие, как в случае с врачом. — Я должен буду взять показания с мадмуазель Тату в ближайшее время…
— …в какое ближайшее? — недовольно бросил Антуан. — Пока она полностью не придёт в норму — нет.
— …мсье, позвольте я буду решать, когда допрашивать пострадавшую!
— …а я бы не хотел, чтобы вы снова напоминали ей обо всем, что она пережила, — сказал Антуан. — Почему бы просто не оставить её в покое?
— …вот же чудак-человек! — усмехнулся коп. — Почему? Да потому — в отношении мадмуазель Тату совершено преступление! Вы хоть знаете определение этого слова?
— …знаете, не хочется грубить вам, — со вздохом произнёс Антуан.
— …и не надо, я при исполнении! — полицейский вел себя нагло, а может, ей так казалось. — Я действую по уставу. Это раз.
— …беспокоить пострадавших — это теперь устав? — хохотнул Антуан.
— …так, полегче, будете препятствовать следствию — окажетесь за решеткой.
Колетт напряглась.
— …к тому же, я принимал заявление о похищении, написанное, почему-то, не вами, мсье Эго, а отцом пострадавшей! Это два.
Колетт застыла — она не могла поверить в то, что её отец действительно написал заявление. Все те разговоры, что она краем уха слышала, пока была в плену, сводились к одному — Антуан ни в коем случае не должен подключать полицию. И она понимала, что ему угрожали. И ведь, с одной стороны, винить Эго было никак нельзя — он лишь выполнял указания похитителей, боясь за её жизнь, а с другой — в глазах прочих, и в глазах её отца, разумеется, это смотрелось, наверняка, странно, если не сказать больше — подозрительно.
— …кстати, я могу спросить у вас: почему вы не написали заявление, ведь с вами, как я понял, связались сразу же после похищения?
— …а давно вы в полиции? — спросил тогда Антуан, намекая на тупость заданного вопроса.
— …мсье Эго, я задаю вопросы не из башки, — полицейский явно не разделил иронии, — а исходя из логики следствия…
В повисшей тишине Колетт отчетливо услышала, как коп, прошуршав каким-то пакетом, щелкнул ручкой. Или — диктофоном.
— …я не написал заявления… — почти по слогам начал Антуан, — потому, что похитители запретили мне это делать. Ясно?
— …кто были эти похитители?
— …вы серьёзно?! — Антуан начал терять терпение.