- И я... сбежала... и теперь... и ещё... сбрасывала все звонки, а вдруг он теперь...
- Не плачь, слышишь? - Байо осторожно вытирал её слезы.
Он не мог вспомнить ни одного момента до этого, чтобы так чувствовал кого-то. На уровне сердца. Там, где, казалось, выжжено всё. И осталось только зола. Байо никогда не считал себя поэтом-романтиком. Скорее, прозаиком. А проза жизни бывает суровой. Да и вообще: все его женщины, после Элоизы, были похожи. Туповатые, любящие деньги и не любящие обязательства. Колетт всегда была исключением. Последние два с половиной года она занимала первое место среди прочих. После детей. Она. Была. Важной. Единственно-важной. Настолько, что Байо несколько раз порывался сказать ей о чувствах. Но всегда скатывался в шутки. Или она тормозила его. А потом была эта поездка к Эго...
- Не всё потеряно...
- П-правда? - Колетт всхлипнула и уткнулась головой в плечо Байо. - Ты думаешь? А вдруг Эго... не захочет со мной разговаривать теперь? И ещё этот Сорель приперся! Франс!
- Мда, хотел бы я знать, на кой-ляд он прикатил, - хмыкнул Байо. - Главное, чтоб не захотел возобновить отношения с Эго. А уж с остальным можно справиться.
- А если - захотел? - Колетт вздрогнула, когда рука Байо провела вдоль по спине. Явно задерживаясь там дольше, чем нужно. - Что тогда?
- Ну тогда - у тебя нет шансов, прости.
Колетт запустила в друга подушку. Байо увернулся. Зато подушка влетела в голову отца. Колетт смутилась и попыталась извиниться. Но тот лишь отмахнулся и сказал, что к ней пришли...
Глава 2. О трудности принятых решений (Антуан Эго)
Глубоко-глубоко, между венами, Мы друг другу останемся первыми. Зачеркнули всё и не исправили, Только раны друг другу оставим мы. Параллельными, но не Вселенными; Пополам разделили небо мы, - И разбились на части и вдребезги... Глубоко-глубоко, между венами, Мы друг другу останемся верными. Почему ничего не исправили; И под кожей шрамы оставили? Эти шрамы останутся вечными. Мы друг другу сердца искалечили, И разбились на части и вдребезги... (Данте)
Антуан повертел в руке мобильный, собираясь снова - в который раз, он уже сбился со счета, - позвонить Колетт, но резко передумал. Зачем навязываться - с ним же явно не желают разговаривать. Эго поморщился и, щелкнув по кнопке «блокировка», отодвинул гаджет от себя по гладкой столешнице. На душе кошки скреблись. Кажется, так гадко ему последний раз было... Да, очень давно. Антуан уже начал забывать о том инциденте. Или очень хотел забыть. Последний раз он чувствовал себя также отвратительно в тот день, когда его мать заявила, что собирается замуж. И его мнение её не волнует. Это было сродни выстрелу в упор. Тому самому, что произвёл недавно проклятый Клаус. Антуан до сих пор не мог понять, что его тогда все же удержало от драки. От ещё одной драки, в которой он так или иначе бы огреб, но...
А ещё Антуан помнил, что именно тогда он сказал матери самые отвратительные и обидные слова, которые только можно вообразить. Он сказал, что ненавидит её, и ушёл, хлопнув дверью. Он думал, что не пожалеет об этом. Никогда.
Сейчас Эго будто снова переживал тот день - настолько он оказался обескуражен поступком Колетт. Бередить себе раны и вспоминать про мать сейчас никак не хотелось, но Эго вдруг понял, что неосознанно, почти не анализируя, уже провел параллели между ними. Между двумя женщинами, которые были ему ближе всех.
Да, Колетт, определенно, добилась немалых успехов в общении с ним.
И Эго готов был это признать.
Однако, если бы он знал, чем всё обернётся - стал бы подпускать её так близко?
Нет. Не стал бы. Ни за что.
Антуан не мог понять одного: что он сделал не так? Да и вообще: если она сама довела его до точки, за которой последовало совершенно новое предложение в их истории, то какой смысл был сбегать? Ставить это идиотское недосказанное и выматывающее своей неизвестностью многоточие? Да, он оказался не вполне готов к такому натиску с её стороны, но ведь, в конце концов, не отступил. Для него это почти подвиг. И Колетт сама его уговаривала не отступать. И он послушался. Зачем, спрашивается? Зачем она это сделала? Для того, чтобы оставить его, уязвимого и смущенного куда больше её самой, стоит заметить, одного?!
И после этого кто-то будет говорить, что женщины не эгоистичны?
Антуан усмехнулся - он давно понял, что все они, в лучшем случае, лицемерны. В худшем - меркантильны и насквозь фальшивы. Однако, в случае с Колетт Тату никакие первичные выводы не сработали. И как бы он ни старался себя убеждать, - не стоит она того, чтоб он переживал, - ничего не получалось.