— Наша держава от этого только выиграет, — позволил себе вставить лорд, поняв, что королева не собирается продолжать. — Его заказы внушают уважение своими размерами, а выступления в наших газетах говорят о нем как об очарованном Европой, в особенности Британией, юнце. Однако меня настораживают его настойчивые просьбы о позволении денонсирования Парижского трактата. Очень уж хочется ему иметь флот на Черном море, а там у флота лишь одна цель — Босфор.
— Не волнуйтесь, лорд. Мне кажется, нам не стоит отказывать ему в такой малости. Тем более лишь только русские начнут строить флот, на наши верфи золотым дождем обрушатся заказы от напутанных османских адмиралов.
— Что ж, я передам Бруннову ваши слова, — склонил голову Рассел.
— Можете идти, Джон. Но будьте осторожны — русским нельзя доверять.
Дорогая Элис,[33]
Наконец-то, моя любимая Элис, все успешно завершилось, и я обращаю к тебе свои мысли, свободные от забот, и сердце, полное сестринской любви. Позволь мне поделиться с тобой той радостью, что переполняет меня.
Ты и сама прекрасно знаешь, насколько невыносимыми были наши жизни в последние годы. Какой серой и беспросветной стала жизнь с тех пор, как Papa не стало! Мы словно были заживо заперты в один гроб с мамой и ее горем. Весь двор погрузился в затхлое болото траура. Этот мамино черное платье с креповой отделкой и вдовья шляпка — как мы их ненавидели! Тебе повезло, ты выскользнула из клетки раньше нас.
Помнишь ли ты тот букет из незабудок и мирта, который я поймала на вашей с Людвигом[34] свадьбе? Этот букет я бережно храню и верю, что именно твоя легкая рука изменила и мою судьбу. Примета оказалась правдивой, хотя ты наверняка уже будешь знать об том, когда будешь читать эти строки.
Жизнь изменилась в канун Рождества. Мама неожиданно велела всем собирать вещи и готовиться к переезду из Осборна Хауса, в котором были похоронены эти два года, в Виндзор. Я тогда еще ничего не понимала, когда вдруг, ничего не объясняя, мама освободила меня от посиделок с ней, а место секретаря заняла Хелен.
Меня же заставили освежить мой французский и каждый день мы занимались танцами с сэром Джеймсом. Вальсы, мазурка, полонез. А через две недели мама вызвала меня к себе и сказала, что к ней поступило предложение руки и сердца от русского принца. Вернее, не принца, он тогда уже стал царем, но это неважно. Как я испугалась! Россия — это же дикая страна, там всегда холодно и темно, а на улицах городов ходят медведи. Но потом мама показала мне свадебный портрет. Элис, какой он был хорошенький! Высокий, молодой, стройный и совсем без бороды. Я думала, у всех русских есть бороды.
Mama предложила мне подумать, но я сразу дала свое согласие на помолвку. Тогда я не думала о браке всерьез, но одной мысли о возвращении в унылый Осборн было достаточно, чтобы сделать выбор.
Я чувствовала себя неуместно счастливой и рассказала Хелен о помолвке. Она тут же побежала к Mama жаловаться. Говорила, что старше меня, и поэтому должна обязательно выйти замуж первой. И это притом что сама крутит за маминой спиной роман с наших библиотекарем, сэром Рулендом! Нет, ну какая же она все-таки не порядочная! Хорошо, Mama сказала ей, что русский принц специально подчеркнул, что хотел бы видеть своей невестой меня, и день свадьбы уже назначен. Ты бы видела, как злилась Хелен. Вся покраснела, как помидор, обругала меня, маму и убежала.
А через два месяца он приехал. Ты знаешь, он был даже лучше, чем на портрете. Кудри цвета ивовой коры, высокий лоб и глаза глубокие, как вечернее небо. Я просто утонула в них, Элис. Мы танцевали вальс, гуляли, он постоянно шутил, а вечером, в музыкальной комнате, за роялем, посвятил мне песню.