Как представляется, показания Бухарина на судебных слушаниях по делу правотроцкистского блока в марте 1938 года тоже нуждаются в рассмотрении. Но одно из наших предварительных условий состоит в том, что показаниям на этом процессе, дескать, нельзя верить, а следовательно, все признания подсудимых на процессе надлежит исключить из научного анализа. Таким образом, заявления Бухарина в суде, подтверждающие наличие заговора, возымеют силу исторически значимых свидетельств, если только наличие самого заговора будет установлено из других источников. Вот почему бухаринские показания на процессе здесь не рассматриваются.
До процесса Бухарин несколько раз давал признательные показания. Но ни советские, ни (с 1992 года) российские власти не стали предавать их гласности или разрешать историкам изучать их и комментировать. К счастью, в нашем распоряжении оказались самые первые признательные показания Бухарина, датированные 2 июня 1937 года.[30] И это тем более замечательно, что до недавнего времени последние были недоступны российским исследователям, хотя очень-очень много лет известно об их существовании.[31]
Можно только догадываться, почему после трех месяцев, проведенных в камере следственного изолятора, Бухарин вдруг решил так подробно рассказать о содеянном. До первых показаний он непоколебимо стоял на том, что всегда будет отстаивать свою невиновность. По мнению С. Коэна, на Лубянке Бухарин не подвергался ни пыткам, ни плохому обращению, ни угрозам расправиться с членами его семьи. Дж. Гетти и С. Коэн полагают, что Бухарин начал давать показания после того, как ему стало известно об аресте и показаниях, полученных от маршала М.Н. Тухачевского и от других близких к нему военачальников. Впечатление такое, что, осознав тщетность надежд на удачный переворот, Бухарин переменил тактику отрицания всего и вся и стал сотрудничать со следствием в надежде на какую-то «сделку» с ним.[32]
Бухарин, вероятно, также принял во внимание, что четырех подсудимых второго московского процесса (январь 1937 года) приговорили не к смертной казни, а к тюремному заключению. Двое самых видных деятелей из четверки — Радек и Сокольников — старались показать на суде, что ничего не скрывают, и с готовностью отвечали на все вопросы. Бухарин, конечно, знал — и гораздо подробнее, чем мы сегодня, — что тот и другой вели себя столь же откровенно и до процесса. Благодаря новой тактике сотрудничества со следствием он, по всей видимости, сделал ставку на смягчение приговора и получение тюремного срока или даже ссылки вместо высшей меры наказания — расстрела.
Известно о существовании как минимум еще трех признательных показаний Бухарина: одно из них датировано 14 июня 1937 года и упомянуто в справке комиссии под председательством Шверника (1964),[33] два других — от 1 и 25 декабря 1937 года — названы Вышинским на процессе по делу правотроцкистского блока. Но тексты этих трех признаний для историков до сих пор не рассекречены и недоступны исследователям.
Но уже в первых своих признательных показаниях на предварительном следствии от 2 июня 1937 года Бухарин подтверждает главные из выдвинутых против него обвинений, в том числе о блоке с Зиновьевым и Каменевым и связях с Троцким при посредничестве Пятакова; о принадлежности к оппозиции после 1929 года, несмотря на многие свои горячие уверения в лояльности партии, о сговоре с Ягодой и Енукидзе и т. д.
Еще Бухарин признался, что принимал участие в написании «рютинской платформы», хотя не видел окончательного варианта. Конференция «правых», упомянутая Астровым и другими ее участниками, действительно состоялась летом 1932 года, и именно на ней было решено взять курс на «дворцовый переворот», подготовку террористических актов и создание блока с троцкистами и зиновьевцами. План государственного переворота, за разработку которого взялся Енукидзе, предполагал участие на стороне заговорщиков правительственной охраны и коменданта Кремля Р.А. Петерсона.
Слова «террористический акт», «террор» подразумевают убийства. Таким образом, бухаринские признания от 2 июня 1937 года совпадают с заявлениями Астрова от 11 января 1937 года, где говорилось, что для борьбы со сталинским руководством Бухарин предлагал использовать акты террора.
30
Сами показания и их подробный анализ см.: Ферр Г., Бобров В. Первые признания Н.И. Бухарина на Лубянке. // Клио. 2007. № 1. С. 41–52.
31
Starkov В. Narkom Ezhov // Stalinist Terror: New Perspectives. (Cambridge: Cambridge University Press, 1993), P. 35 and n. 41; J. Arch Getty, Oleg V. Naumov. The Road to Terror: Stalin and Self-Destruction of the Bolsheviks, 1932–1939. (New Haven: Yale University Press, 1999), P. 446–447 and n. 37. P. 447. В своем последнем слове на процессе Бухарин заявил, что «около 3 месяцев запирался». Вместе с Рыковым он был взят под стражу в конце февраля 1937 года, так что это утверждение достаточно точно указывает на его первые признания 2 июня.
32
Маршал Тухачевский был арестован 22 мая 1937 года и 24-го начал давать показания. Армейский комиссар 1 ранга Я.Б. Гамарник покончил жизнь самоубийством 31 мая — за день до ареста, запланированного НКВД. Гетти и Наумов (Getty, Naumov. P. 446–447) цитируют воспоминания вдовы Бухарина Анны Лариной «Незабываемое»; Коэн С. «Бухарин на Лубянке». С. 90.