Роман «27 приключений Хорта Джойс» может показаться довольно необычным для читателя, который начнет им знакомство с прозой В. Каменского. С другой стороны, это прекрасный повод для знакомства: в романе представлен в концентрированном виде весь Каменский, и «27 приключений» как бы синтезируют центральные темы и мотивы его творчества.
Многое в романе задано заглавием: «27 приключений» — это 27 главок книги, от первой, «Его невзрачная биография», начатой словами «Хорт родился…», до последней, 27-й, «Смерть Хорта». Это весь жизненный путь от рождения до смерти.
Каменский дал своему герою фамилию писателя, ставшего воплощением литературного авангарда. В 1924-м году она уже была «на слуху» в России, а в 1925-м в альманахе «Новинки Запада» появился первый русский перевод фрагментов «Улисса». Имя же «Хорт» звучит как иностранное, европейское, «немецко-скандинавское», северное имя.
«Хорт» — аналог «Глана» из романа К. Гамсуна «Пан» (1894). И в первой повести Каменского «Землянка» (1910), ставшей одновременно его первой книгой, и в стихах, и в «27 приключениях» роман Гамсуна был и остается одним из определяющих влияний. Как указывает М. Поляков, сюжет «Землянки» с ее противостоянием города и природы, с бегством от мира цивилизации в мир естественной жизни прямо корреспондирует с сюжетом «Пана». Многое объединяет героя «Землянки» и Глана — героя Гамсуна: оба живут среди скал, лесов, лугов, оба захвачены первозданными голосами жизни, покорены природой, оба — одинокие странники на земле, своевольные чудаки и мечтатели. Взвинченность и самозабвенное преклонение перед природой — их характерные черты. Но есть и различие. Глан — обреченный мечтатель, бессильный и покорный судьбе. Для героя «Землянки» «жить — значит каждый новый миг открывать новую радость»[4].
Сказанное в полной мере применимо и к «27 приключениям». Хорт, доживающий свой век в лесной землянке — тот же Глан в своей сторожке; и Хорт, конечно, человек Севера.
Весь роман выстроен на простейших бинарных оппозициях: Север — Юг, городская цивилизация (Нью-Йорк) и природа (землянка), «старый» Хорт и «новый» Хорт, литература и жизнь. Интрига, «жизнедатная», как выразился бы Каменский, искра возникает там, где оппозиции смыкаются в единстве — «Нью-Йорк и землянка», жизнесмертъ, северо-юг. Обреченный на смерть «прежний», «старый» Хорт воскресает к новой жизни в единении с природой. Наоми, дочь табачного фабриканта Старта (фамилия настолько знаковая, что и указывать неловко) и друг Хорта, австралийский писатель Рэй-Шуа — эти витальные олицетворения Юга — волей автора перенесены на Север, к колыбели возрождающегося человечества, и символически «оплодотворяют» «снег и стужу» холодных северных пространств.
Однако Хорт еще и потому Хорт, что «хортом зовут особую борзую тонкого строю, например крымку, для различия от русской, псовой» (Даль). Вот почему Хорт в начале романа говорит: «Собака я, и в канаве издохнуть хочу» — и ждет «собачьей смерти. Собачьей смерти в канаве».
Вместо «собачьей смерти» несчастный железнодорожный конторщик Хорт, уже решивший было удавиться на кладбище — устремляется, словно «борзая тонкого строю», по следам своей пропавшей дочери Чукки.
Собственно, тут и должны были бы начаться приключения, авантюрная часть романа, который порой определяют как «авантюрно-фантастический». И действительно, весь антураж налицо: стремительное обогащение героя, миллионеры, пароходы, аэропланы, аборигены далекой Австралии, похищенные международной сетью торговцев живым товаром девицы, прельстительная индийская танцовщица и прославленный сыщик[5].
И все же «27 приключений» сложно назвать полноценным авантюрным романом. Действие его первой, «авантюрной» части помещено в нарочито условные декорации — Австралия, например, напоминает гибрид арабского Востока и черной Африки. Это какой-то балаган, Зурбаган[6], не Австралия.
Мало того, смяты и приключения. Ничего не говорится о том, как была спасена танцовщица Ниа. Чукка просто-напросто выходит из дворца «великого вождя Джоэ-Абао», повелителя австралийского Соленого острова, и садится в аэроплан спасителей. Имеется, правда, одна сцена нападения жуткой «громадной» змеи длиной «не менее 3-х метров».
Все это напоминает не авантюрный роман и даже не редукцию авантюрной модели к сказочно-фольклорной праоснове[7], а лихорадочно-сбивчивый рассказ увлеченного фантазиями ребенка. И в самом деле, здесь — кивок в сторону детского и юношеского чтения Васи Каменского, в сторону Ж. Верна, Т. Майн Рида, Д. Лондона и Д. Кервуда (в «северной» части), книжек-«выпусков» о сыщиках:
4
Поляков М. Василий Каменский и русский футуризм // Каменский В. Танго с коровами. Степан Разин. Звучаль веснеянки. Путь энтузиаста. М., 1990. С. 578. «Землянка» вышла в свет осенью 1910 г. (обл. — 1911).
5
Имя сыщика, Джек Питч, созвучно Пинкертону; как и прототип героя «выпусков» Ната Пинкертона А. Пинкертон, он живет в Чикаго (последнее указано в: Антипина З., Арустамова А. Америка в творчестве и биографии Василия Каменского // Toronto Slavic Quarterly. № 45. Summer 2013. С. 13). Сыщики Картер и Пинкертон действуют в «американской буффонаде» Каменского «Золотая банда» (РГАЛИ. Ф. 1497. Оп. 1. Ед. хр. 99).
6
А. Грин, по нашему мнению, неуловимо присутствует в романе — в именах, в феерических кораблях; возможно влияние «Загадки предвиденной смерти» и ряда аналогичных произведений 1910-х гг., посвященных теме предвиденной или предуказанной и неотвратимой смерти. В 1910-х годах Каменский и Грин публиковались в одних и тех же изданиях — напр. «Синий журнал», «XX век».
7
Николаев Д. Русская проза 1920-1930-х гг.: Авантюрная, фантастическая и историческая проза. М, 2006. С. 108–110.