— Не понимать английский! Не понимать английский! — завопил араб, брызнув слюной на черную с проседью бороду. Двое его приспешников гневно зачирикали на своем языке. Они высоко поднимали руки, эмоционально жестикулируя, являя миру мокрые в подмышках футболки.
Я еще раз молча указал открытой ладонью на удалявшуюся банку «Ред Булла», указал на урну. Как уж тут не понять! Позади нас начали подтягиваться зрители. В основном итальянцы, работавшие на пароме обслуживающим персоналом, — официанты, горничные, бармены. Они хмуро смотрели на арабов, но вмешиваться в конфликт не спешили. Привыкли, наверное, что тунисцы рейс за рейсом превращали этот паром в помойку, курили на всех палубах, выбрасывали в море бычки и мусор.
— Не понимать английский! — в очередной раз, уже более агрессивно, рявкнул бородатый и обнажил желто-черные зубы в победоносном оскале. Мол, что ты мне сделаешь?
Вова стоял немного поодаль и снимал общие планы.
Адам же решил обойти «зону конфликта» полукругом, запечатлевая в лица арабов крупным планом. Вот тут-то у них крышу и сорвало!
Бородатый решительно двинулся на Адама, потянулся к камере, явно намереваясь отобрать и разбить аппаратуру. Оператор проворно отскочил в сторону, к стене, но потерял равновесие и осел на пол, держа камеру высоко над собой, продолжая снимать все происходящее.
«Да и черт с ней, с камерой!» — успел подумать я, не на шутку разволновавшись за Адама. Двое других тунисцев вмиг подобрались и начали обступать оператора с разных сторон. В руке одного из них сверкнуло что-то металлическое. Я сжался, как пружина, готовый к тому, что ситуация может повернуться куда угодно. К нам подбежал Вова с перекошенной физиономией, показательно спрятал свою камеру и выставил вперед руки в примирительном жесте.
Бородатый — среди тунисцев явный заводила — жирно сплюнул на палубу, посмотрел на меня полными злобы глазами. Двое других не отводили взгляд от Адама, который будто примерз к камере, вцепившись в нее мертвой хваткой.
— Уважаемые, прошу всех разойтись! — к нам быстрым шагом приблизился служащий парома в униформе. С ним были двое его помощников. Он широкими жестами разводил руками, показывая тунисцам, чтобы те отошли.
Итальянец не выглядел обеспокоенным, только немного раздраженным. Должно быть, ему не раз приходилось наблюдать здесь стычки арабов.
— Оставь их в покое, приятель, ты же видишь, что они ступидо[10], — уже тише сказал мне на ухо другой служащий.
Я лишь кивнул. И зачем вообще в это ввязался? Ладно сам по шляпе чуть не получил, а мог и Адама с Вовой подставить. При взгляде на свирепые лица тунисцев стало совершенно очевидным, насколько бесполезно и самонадеянно рассказывать им о проблемах экологии.
Я помог Адаму подняться (оказалось, он так и не вырубил камеру — молодчина!), и мы с операторами покинули палубу, чуть не ставшую полем боя. А где-то вдалеке, на самой линии горизонта, болталась на волнах злополучная жестянка как назидание другим путешествующим на паромах, чтобы не были такими же свиньями.
Вечером того же дня я отправился исследовать паром. Мои спутники на удивление единогласно решили остаться в каюте — не хотели пересекаться с давешними тунисцами. Да и развлечения на пароме, по их словам, были весьма скудные: только бар, в котором подавали разбодяженные коктейли, и кинотеатр с неудобными металлическими сиденьями, где постоянно крутили один и тот же военный фильм на французском.
Но моя цель заключалась не в том, чтобы найти увеселения. Одно из самых любимых занятий с детства — наблюдать с отцом за ночным небом. Я отправился на верхнюю палубу, туда, где прямо над головой светились мириады ярких звезд. Луна, необычайно яркая, приветливо освещала широкое пространство палубы — хоть фокстрот танцуй. И самое прекрасное — я был здесь совершенно один! Прошелся туда-сюда, взад-вперед, даже действительно исполнил пару движений от избытка чувств. Раскинул руки в стороны, словно весь мир хотел обнять, и громко рассмеялся. Со стороны, наверное, смотрелось весьма комично: какой-то чокнутый скачет по парому и гомерически ржет. Но это был мой момент. Только мой! И я чувствовал, как растворяюсь в этой ночи, в свете луны, в запахе моря.
Возвращаться внутрь не хотелось, но усталость давала о себе знать. Я вслух поблагодарил непонятно кого за чудесное морское путешествие и спустился по лестнице на этаж с каютами. В полумраке коридоров заметил краем глаза какое-то смутное шевеление. Как будто какое-то колебание темноты возле дальней стены. Инстинктивно ускорился, спиной ощущая, что позади кто-то есть.