— I have pancreatiс, stress! I need medicine![4] — задыхаясь, хриплю конвоирам, цепляясь побелевшими пальцами за железную лавку. — I need medicine!
Говорю, что нужно пить таблетки три раза в день, если не приму сейчас, то могу умереть. Шакалы обступили меня кругом, недоверчиво переглядываются, что-то нервно спрашивают у водителя, тот перепуганно смотрит то на них, то на меня. А мне действительно очень плохо, это видно, это невозможно не заметить.
— Выводите его, идите за лекарствами, — решается кто-то из вышестоящих.
Все они идут за мной, настороженно наблюдая за каждым шагом. Иду медленно, пошатываясь, опираясь о стены и поручни. Я довел себя до этого состояния, но ближе к входной двери оно отступило на второй план. За окном, как путеводный маяк в ночи, как последний луч надежды, показался багажник машины. Там мой рюкзак, там телефон, там люди, которые не оставят в беде.
Мы подходим к машине. Пристальные взгляды конвоиров уперлись мне в спину. Откидываю багажник, роюсь в рюкзаке, в сумках, делаю вид, что ищу лекарства — открываю и закрываю сектора и карманы, расстегиваю молнии. Руки дрожат. Соленый пот струится по глазам. Тяну время, усыпляю их бдительность, потому что знаю — они за моей спиной и все во внимании. Перекладываю вещи, выворачиваю пакеты с одеждой. Добираюсь до второй сумки, где лежит аптечка с лекарствами. Демонстративно перебираю таблетки, набираю в руку всякую мелочь — но-шпу, мезим, спазмалгон, витамины какие-то.
Слышу за спиной — конвоиры уже говорят между собой. Убедились, что я действительно пью лекарства. Молниеносным движением выхватываю из внешнего кармана рюкзака телефон, закидываю к себе в трусы и… промахиваюсь! Телефон проваливается в штанину и спускается ниже колена, к зауженному голенищу, к самому кроксу. Я вижу, как где-то внизу даже мигает огонек смартфона. Все на волоске от провала. Конвоиры умолкают и снова смотрят. Глотаю горсть таблеток без воды. Кажется, они застревают где-то поперек горла. Пора возвращаться в здание.
Иду очень медленно, корчусь от «спазмов», шаркаю, хромаю. Держу правую ногу ровной, потому что если согну хотя бы чуть-чуть или напрягу — телефон выпадет, и тогда, говоря словами водителя, это конец. На проходной меня не досматривают, я с конвоирами. Повезло. Дальше главное испытание — лестница, десять ступенек. Каждый шаг — как подвиг на грани возможностей. Все свое внимание, всю энергию концентрирую вот на этой костяшке правой голени, на выпадающем телефоне, на дешевых эйчэндэмовских штанах (хвала господу, в Иране нельзя ходить в шортах!) и заднем ободке своего растоптанного крокса.
Вспоминаю, как мечтал об Эвересте. Понимал, как тяжело делать там шаги. Но самые тяжелые шаги я делаю сейчас, здесь, на лестнице суда в самом центре Исламской Республики Иран, арестованный по обвинению в шпионаже. А все, о чем могу думать сейчас, — лишь бы этот маленький коробок алюминия с мигающим огоньком не выпал, лишь бы не выпал…
Еще ступенька. Еще шаг. Терпи. Не сгибай ногу.
Дохожу до железной лавки и опускаюсь, едва сдерживая стон облегчения. Дошел! Теперь есть телефон! Есть связь! Выжидаю момент, пока к конвоирам подходит клерк и они поворачиваются ко мне спиной. Всего на пару секунд. Но их хватает, чтобы достать телефон из штанины и положить в поясную сумку. Но как улучить момент и остаться одному, без сопровождающих лиц и их бдительных черных глаз?
Решение опять приходит откуда-то из недр подсознания. Без промедления (судья может вынести мои документы в любую минуту) вскакиваю как ошпаренный, хватаюсь двумя руками за заднее место, имитируя приступ диареи. Со всех ног бегу во внутренний двор суда, где туалет, и тут же слышу гулкий топот преследователей за спиной. Они кричат на фарси, приказывают остановиться.
Забегаю в туалет и — слава богу! — там есть закрывающиеся кабинки. Просвет между дверями и полом совсем маленький — это очень хорошо, меня не будет видно. Влетаю вовнутрь, захлопываю дверь и… дальше совсем не имитирую. Конвоиры вламываются за мной и останавливаются. Слышат громкие беспардонные звуки человеческого организма, наверняка вспоминают себя в такие моменты, проникаются редким для себя чувством эмпатии и успокаиваются. Или, возможно, оценили перспективу собственноручного очищения полов судебного здания от экскрементов, поэтому решили оставить меня ненадолго в покое.
Достаю телефон и быстро пишу сообщение на WhatsApp консулу: «Меня арестовали, ситуация критическая, спасайте». Прочитано! Вслед за ним успеваю настрочить пост в фейсбуке: