Хлопуша обеими руками сдавил горло Петьки. Придавив его всей тяжестью своей, начал пригибать к земле, не спеша, спокойно, спрашивая с холодной злобой:
— Так чучела, говоришь? Не царь? Чучела, а?…
У Петьки выгнулись колена. Хрипя и цепляясь ослабевшими пальцами за душившие его руки, он медленно оседал на землю. Но губы его еще кривились, пытаясь что-то крикнуть. И дернувшись всем телом, выплюнул прямо в лицо Хлопуши полусдавленное:
— Чу-че-ла!..
— Пусти, задавишь ведь! — схватил кудрявый Хлопушу за рукав. И Хлопуша сразу обмяк, выпустил Петьку, кулем ляпнувшегося на землю.
— А ты, кликуша, — сказал строго кудрявый Толоконникову, — молчи луч-че! Видишь, он за царя готов горло грызть. Молчи ты, для ради бога!..
Хлопуша, тяжело и порывисто сопя, поправляя сползшую на лоб шапку, одергивал чекмень.
— Да уж задавлю! — вырвалось у него.
— А у тебя знак есть какой, — обратился к нему кудрявый, — что ты и вправду от царя к нам послан?
— Манихвест царский при мне! Чего еще надо? — с неостывшей злобой ответил Хлопуша.
— Кажи!
Хлопуша, откинув полы чекменя, полез в карман шаровар, вытащил грязную тряпку, развязал зубами тугие узлы и показал с ладони лист толстой синей бумаги, захватанный и порвавшийся на сгибах:
— Кто грамотный то?
Кудрявый посмотрел выжидательно на Петьку. А косой даже ткнул пальцем в сторону Толоконникова:
— Петруха, кто же еще.
Хлопуша опасливо потянул бумагу обратно.
— Давай уж, давай! Я малость мерекаю, — схватил поспешно манифест кудрявый. Развернул осторожно и поднес к глазам. — Эх, леший тебя задери, — поднял он с досадой лицо к небу, уже потемневшему, с редкими, проклюнувшимися звездами, — темно читать то! Гриша, дай-кось огоньку…
Косой метнулся в сторону, повозился невидимый в темноте и выволок на полянку сухую? желтую елку. Отломил макушку, высек огня, поджег. Пламя, лизнув хвою, загудело, рванулось кверху, словно порываясь улететь. Затем раздумало и, жадно урча, вгрызлось в смолистые сучья…
Подавшись ближе к огню, положив бумагу на левую ладонь и водя по строкам пальцами, кудрявый заспотыкался на каждом слове:
— Манихвест, самодержавного анператора Петра Федоровичи всероссийского и прочая, и прочая. Сей мой имянной указ в горные заводы железнодействующие и медиплавильные и всякие — мое имянное повеление. Как деды и отцы ваши служили предкам моим, так и вы послужите мне, великому государю, верно и неизменно до капли крови и исполните мое повеление. Исправьте вы мне, великому государю, мартиры, галубицы[40]) и единороги[41]) и с бонбами и с картечью и в скором поспешении ко мне представьте. А за то будете жалованы бородою, древним крестом и молитвою…
— Ну, это нам без надобности, — сказал косой, тряхнув факелом. По поляне замельтешились тени, а отгоревшие сучки, золотые и хрупкие, посыпались на траву…
— Молчи, пустобрех! — сурово оборвал его Хлопуша. — Брить бороду, образ христов портить. Без бороды и в рай не пустят. Режь наши головы, да не тронь нашей бороды! Так-то!..
— Была бы голова, будет и борода, — зло откликнулся Толоконников. — А борода уму не замена. — И уже про себя добавил: — Ты вот по бороде апостол, а по зубам — собака!
— …И вечной вольностью и свободой, — продолжал кудрявый — землею, травами и морями и денежным жалованьем. И повеление мое исполните со усердием, за оное приобрести можете к себе мою монаршескую милость. Великий государь всероссийский…
Кудрявый запнулся, смущенно повертел бумагу и поднял взгляд на Хлопушу:
— А вот дальше что-то непонятное, не разберу никак…
Хлопуша поспешно вырвал у него манифест:
— Здесь его царское величество свою руку приложил. И где тебе, смерду[42]), монарший подпис разобрать. То военной его коллегии, да енералам по плечу!..[43])
Елка догорала, свистя и постреливая. На лицах людей дрожали красноватые отсветы пламени, вырывая из темноты по отдельности — то нос, то завиток бороды, то глаз, остро поблескивавший. Все молчали. Хлопуша, скрывая тревогу, преувеличенно старательно завертывал манифест в тряпку.
— Ну что ж, — глубоко вздохнув, сказал кудрявый, — видимое дело, за царем нам надо итти. Так я и скажу ребятам. Коли выехали на большую дорогу, так уж кати во всю. На тройке!..
40
От гаубицы — огнестрельное тяжелое орудие, используется и для навесного и для настильного огня.