Τὸ ποιεῖν σιωπὴν собственно означает быть молчальником, тогда как τὸ ἀσκεῖν σιωπήν – только водружать молчание. Отсюда, аскет может на самом деле в своей деятельности (ἄσκησις), полагая усилия, не принести никакого плода, если он незаконно подвизается. Далее авва Дорофей приводит примеры ἄσκησις’а бесплодного [72] и заключает речь таким оборотом: πάλιν ἐάν ἀσκῇ τις ἡ διὰ κενοδοξίαν, ἢ ἔχον ὅτι ἀρετὴν ποιεῖ, οὐκ ἀσκεῖ ὁ τοιοῦτος ἐν γνώσει λοιπὸν ἐκ τοῦτου ἄρχεται ἐξουδενεῖν τὸν ἀδελφὸν αὐτοῦ, ἔχων ἐαυτόν τι καὶ εὑρίσκεται οὐ μόνον βάλλων ἕνα λίθον καὶ ἐπαίρων δύο, ἀλλὰ καὶ ὅλον τὸν κινδυνεύων, ῥίψαι διὰ τοῦ κρῖναι τόν πλησίον [73]. Здесь ἄσκησις’οм называется и такое водружение здания, которое предполагает одни только не имеющие смысла физические усилия, как положение одного камня в здание и взятие из него двух. Здесь уже, самоочевидно, не получается никакого плода; здание не подвигается вперед (οὐ ποιεῖται), а, напротив, разрушается, – и все-таки это должно быть названо ἀσκέω, т. е. положение усилий. В нравственном ἄσκησις’е весьма важно то, какие мотивы руководят им, чтобы это не был ἄσκησις, не имеющий разумной цели, бесплодная трата сил (οὐκ ἐν γνώσει ἀσκεῖν).
Такой оттенок напряженной деятельности в глаголе ἀσκέω противополагает его ποιέω, который, – по словопроизводству от ποῖος = какой, ποιότης = качество, – предполагает натуральное раскрытие лежащей в его основе идеи, т. е. предполагает в субъекте известное предрасположение к объекту, качественное сродство с ним, – ὁ δὲ ἐν γνώσει ἐγκρατευόμενος, οὐκ ἔχει ὅτι ἀρετὴν ποιεῖ; οὐδὲ θέλει ἐπαινεῖσθαι, ὡς ἀσκητής (по русски говоря, как труженик) ἀλλὰ ἐχει, ὅτι διὰ τῆς ἐγκρατείας κτᾶται σωφροσύνην, т. е. плод нормального, разумного ἄσκησις᾽а – воздержание; самое это напряжение – в смысле старания, усилий (= ἄσκησις) – приводит к целомудрию, и целостному состоянию мыслительной способности человека и к смирению (1779Д–1780A): ὡς λέγουσιν οἱ πατέρες, ὅτι ἡ ὁδὸς τῆς ταπεινώσεως ἐστιν οἱ κόποι κόποι οἱ σωμστικοὶ ἐν γνώσει (1780A). Отсюда видно, что ἀσκέω = у препод. Дорофея сумме телесных трудов, и ταπείνωσις есть не один из видов ἄσκησις᾽а, а результат, который является, вследствие нормальным образом поставленного ἄσκησις᾽а. Таковы и все христианские добродетели по своему существу: любовь, смирение, терпение, послушание; к ним приводит ἄσκησις, но не из них состоит [74]. Отсюда получаем тот вывод, что ἄσκησις есть низший род деятельности, собственно приготовление к христиански возвышенному образу мыслей, когда «имеющие жен» были бы «как не имеющие»; … вообще, «пользующиеся міром, как не пользующиеся» [75].
Что касается значения термина «аскетизм» в современной богословской науке, то оно заметно отражает в себе конфессиональные особенности трех важнейших христианских исповеданий – католичества, лютеранства и православия. Католичество под «аскетизмом» разумеет почти исключительно выполнение и осуществление трех, так называемых, «евангельских советов», – нищеты, безбрачия и послушания, т. е., говоря короче и конкретнее, католическое богословие отожествляет «аскетизм» с монашеством, как состоянием, стремящимся к достижению высшего евангельского совершенства. Христиане же не–монахи, исполняя только заповеди, к аскетизму, по самому своему положению, не обязываются, осуществлять его не имеют ни необходимости, ни даже самой возможности. Если от них и требуется некоторая степень аскетизма, то лишь минимальная, и аскетизм не–монашеский по существу совсем иного рода, чем аскетизм, характеризующий монашество и составляющий содержание его жизни. Таким образом, по католическому учению, аскетизм является выполнением, так называемых, «евангельских советов», но не требуется христианскими заповедями; аскетизм – выполнение не должного, а сверхдолжного [76].
Лютеранство, отрицая самое существование «евангельских советов» в отличие от заповедей, – не признает важности и даже законности, правильности монашества, считает его, а равно и аскетизм, явлением, противным самому духу евангелия [77].
Православие, наконец, признавая «совершенство» общехристианским требованием, считает и аскетизм общехристианской обязанностью, осуществляемой в различных формах – в монашестве и общественно деятельной жизни. Монашество считается аскетизмом κατ᾿ ἐξοχήν, но не исключительно, – формою религиозно–нравственной жизни, наиболее приспособленной для осуществления аскетизма. Раскрытию, выяснению, обоснованию и доказательству этой мысли посвящено все наше исследование.
74
Характерно, что и у Кассиана монашеский образ жизни, для выражения которого греческими отцами употреблялось это слово, также приравнивается к воздвижению здания. Ср. col. 1294–1295.
77
Cp.