«Предварительные работы по подготовке мартовской сессии уже в самой первой стадии обнаружили стремление акад. Иоффе уклониться от делового обсуждения его отчёта… Это был план превращения сессии в парадный смотр достижений ФТИ и тщательного замалчивания под формой „академических“ докладов недостатков его работы и т. д.» [8, л. 2].
Вероятно, за Молотовым и академическим руководством стоял сам Сталин. Авторитет и заслуги А. Ф. Иоффе были слишком велики, чтобы кто-то, помимо «высшей власти», решился нанести по нему серьёзный удар. Внимание Сталина к положению дел в физической науке мог привлечь П. Л. Капица, который с конца 1934 г. интенсивно переписывался со Сталиным, Молотовым и зам. предсовнаркома В. И. Межлауком. В частности, в письме от 1 декабря 1935 г. он писал Сталину:
«…Я без оговорок должен сказать, что наше „научное хозяйство“ из рук вон плохо, в сто раз хуже, чем его можно было бы организовать на почве нашей промышленности и при наших материальных возможностях…» [9, с. 16].
Подготовительное совещание: установка на повышение технической отдачи физики («скрытые измерения»)
Это было ключевое событие в подготовке сессии. В нём участвовало 25—30 человек: большая часть Президиума, А. Ф. Иоффе, Я. И. Френкель, несколько представителей иоффовской системы ФТИ, представители ГОИ Д. С. Рождественский и В. А. Фок, три москвича И. Е. Тамм, Б. М. Гессен, Б. М. Вул и два явных оппонента Иоффе — украинский акад. А. Г. Гольдман и технический физик Ф. В. Квиттнер, эмигрировавший из Германии и работавший во Всесоюзном электротехническом институте в Москве. Кржижановский председательствовал, Горбунов ему помогал. В качестве основных подотчетных институтов остались ЛФТИ и ГОИ, и вопрос о докладах Капицы и Мандельштама уже не стоял.
Совещание состоялась 15 января 1936 г. Докладчики рассказывали о своих докладах, а ведущие (Кржижановский и Горбунов) настойчиво старались «наставить их на путь истинный», т. е. внушить им представление о главных задачах сессии, поставленных перед Академией высшими властями.
Основной настрой сессии[1], по Кржижановскому, должен быть критическим, боевым.
«Я считаю,— говорил он,— что нам лучше здесь договориться о боях, чтоб наша сессия не носила характера гнилого либерализма» [10, л. 96—97].
И в другом месте:
«Если бы мы и хотели устраивать фейерверки, то не могли бы, потому что… похвастаться состоянием физики не можем… Хвастаться нечем…» [10, л. 136].
Главный недостаток — в слабой связи научных исследований с техникой и производством. С упором на эту сторону дела предлагал строить доклады и выступления Горбунов:
«Можно взять три важнейших пункта,.. рассказать, где и в каком масштабе применяется это.., а если не применяется, то почему, и обрушиться лавиной гнева на всякого консерватора, который не может это продвинуть в жизнь…» [10, л. 108].
Огонь по Иоффе и ФТИ был открыт специально для этого приглашенными Квиттнером и Гольдманом, с которыми ему уже приходилось полемизировать по физико-техническим вопросам.
«…Как произошло то,— говорил Квиттнер,— что за 17 лет ФТИ не отразил техники в том отношении, что можно было бы сказать, что та или иная область техники была создана работами ФТИ..?» [10, л. 113].
При этом он согласился на сталинский тезис о бесплодности науки, оторванной от практики. Гольдман же добавил, что в области полупроводников, которыми немало занимались в ФТИ, промышленность ничего не получила от физики. Когда сам Иоффе или другие физики (Френкель, Гессен, Финкельштейн и др.) пытались возразить, Кржижановский заметил:
«Понятно, Иоффе — крупнейшая величина», но и он должен быть самокритичен и не должен думать, что у него «всё так гладко и чисто» [10, л. 119—120].
Физики опасались (и не без основания!) чрезмерной утилитаризации, технизации науки и подчёркивали необходимость фундаментальных исследований, несмотря на проблематичность их скорого применения в технике (в частности, Я. И. Френкель, имея в виду квантовую (волновую) механику). В ответ Кржижановский раздраженно заметил: «Тогда ваша волновая механика никого волновать не может» [10, л. 127]. Хотя в 1936 г. перспективы практического применения ядерной физики, которой основательно занимались в ФТИ. были крайне туманны, Френкель и Иоффе считали их реальными и способными привести к технической революции. Д. С. Рождественский и в какой-то степени С. И. Вавилов более значительных «физических» воздействий на технику ожидали от оптики, а решение энергетической проблемы связывали с использованием энергии солнечных лучей.
1
При этом Кржижановский всё время подчёркивал, что те установки, на которых он настаивает, исходят от высших партийно-государственных инстанций, которые фигурируют достаточно анонимно: «Нам дали совершенно определённо почувствовать…»; «Нам прямо сказали…» [10, л. 96—97].