Р ы ц а р ь.
Так он и миннезингер?
А л ь б е р.
О! всё, что вам угодно. Вот он.
Р о т е н ф е л ь д.
Франц! рыцари хотят послушать твоих песен, коли страх не отшиб у тебя памяти, а голос еще не пропал.
Ф р а н ц.
Чего мне бояться? Пожалуй, я вам спою песню моего сочинения. Голос мой не задрожит, и язык не отнялся.
Р о т е н ф е л ь д.
Посмотрим, посмотрим. Ну — начинай...
Ф р а н ц (поет).
Жил на свете рыцарь бедный,
Молчаливый и простой,
С виду сумрачный и бледный,
Духом смелый и прямой.
Он имел одно виденье,
Непостижное уму,
И глубоко впечатленье
В сердце врезалось ему.
С той поры, сгорев душою,
Он на женщин не смотрел,
Он до гроба ни с одною
Молвить слова не хотел.
Он себе на шею четки
Вместо шарфа навязал,
И с лица стальной решетки
Ни пред кем не подымал.
И в пустынях Палестины,
Между тем как по скалам
Мчались в битву паладины,
Именуя громко дам,—
Возвратясь в свой замок дальный,
Жил он строго заключен;
Всё безмолвный, всё печальный,
Как безумец умер он.
(Восклицанья.)
Р ы ц а р и.
Славная песня; да она слишком заунывна. Нет ли чего повеселее?
Ф р а н ц.
Извольте; есть и повеселее.
Р о т е н ф е л ь д.
Люблю за то, что не унывает!— Вот тебе кубок вина.
Ф р а н ц.
Воротился ночью мельник...
— Жонка! что за сапоги?
— Ах ты, пьяница, бездельник!
Где ты видишь сапоги?
Иль мутит тебя лукавый?
Это ведра.— Ведра? право?—
Вот уж сорок лет живу,
Ни во сне, ни на яву
Не видал до этих пор
Я на ведрах медных шпор.
Р ы ц а р и.
Славная песня! прекрасная песня!— ай-да миннезингер!
Р о т е н ф е л ь д.
А все-таки я тебя повешу.
Р ы ц а р и.
Конечно — песня песнею, а веревка веревкой. Одно другому не мешает.
К л о т и л ь д а.
Господа рыцари! я имею просьбу до вас — обещайтесь не отказать.
Р ы ц а р ь.
Что изволите приказать?
Д р у г о й.
Мы готовы во всем повиноваться.
К л о т и л ь д а.
Нельзя ли помиловать этого бедного человека?.. он уже довольно наказан и раной и страхом виселицы.
Р о т е н ф е л ь д.
Помиловать его!.. Да вы не знаете подлого народа. Если не пугнуть их порядком да пощадить их предводителя, то они завтра же взбунтуются опять...
К л о т и л ь д а.
Нет, я ручаюсь за Франца. Франц! Не правда ли, что если тебя помилуют, то уже более бунтовать не станешь?
Ф р а н ц (в чрезвычайном смущении).
Сударыня... Сударыня...
Р ы ц а р ь.
Ну, Ротенфельд... что дама требует, в том рыцарь не может отказать. Надобно его помиловать.
Р ы ц а р и.
Надобно его помиловать.
Р о т е н ф е л ь д.
Так и быть: мы его не повесим,— но запрем его в тюрьму, и даю мое честное слово, что он до тех пор из нее не выйдет, пока стены замка моего не подымутся на воздух и не разлетятся...
Р ы ц а р и.
Быть так...
К л о т и л ь д а.
Однако...
Р о т е н ф е л ь д.