Теперь я себе припомнила несколько его суждений о романах: он очень любил Бульвера, цитировал некоторые фразы из «Пельгама» в то время, когда его читал. Вследствие чего мне показался замечателен случай, что его напечатали в той же книжке «Библиотеки», где и «Воспоминания». Еще я помню (это было во время моего пребывания в одном доме с бароном Дельвигом): тогда только что вышел во французском переводе роман Манцони: «I promessi sposi» («Les fiancés»);[578] он говорил об них: «Je n’ai jamais lu rien de plus joli»[579].
Возвратимся к обеду у Дюме. За десертом («les 4 mendiants») г-н Дюме, воображая, что этот обед и в самом деле une partie fine, вошел в нашу комнату un peu cavalièrement[580] и спросил: «Comment cela va ісі?»[581] У Пушкина и Алексея Николаевича немножко вытянулось лицо от неожиданной любезности француза, и он сам, увидя чинность общества и дам в особенности, нашел, что его возглас и явление были не совсем приличны, и удалился. Вероятно, в прежние годы Пушкину случалось у него обедать и не совсем в таком обществе. Барон Дельвиг очень любил такие эксцентрические проделки. Не помню во все время нашего знакомства, чтобы он когда-нибудь один с женою бывал на балах или танцовальных вечерах, но очень любил собрать несколько близко знакомых ему приятных особ и вздумать поездку за город, или катанье без церемонии, или даже ужин дома с хорошим вином, чтобы посмотреть, как оно на нас, ничего не пьющих, подействует. Он однажды сочинил катанье в Красный Кабачок вечером на вафли[582]. Мы там нашли тогда пустую залу и бедную арфянку, которая, вероятно, была очень счастлива от фантазии барона. В катанье участвовали только его братья, кажется, — Сомов, неизбежный, никогда не докучливый собеседник и усердный его сотрудник по «Северным цветам», я да брат Алексей Вульф. Катанье было очень удачно, потому что вряд ли можно было бы выбрать лучшую зимнюю ночь — и лунную, и не слишком холодную. Я заметила, что добрым людям всегда такие вещи удаются, оттого что всякое их действие происходит от избытка сердечной доброты. Он, кроме прелести неожиданных удовольствий без приготовлений, любил в них и хорошее вино, оживляющее беседу, и вкусный стол; от этого он не любил обедать у стариков Пушкиных, которые не были гастрономы, и в этом случае он был одного мнения с Александром Сергеевичем. Вот, по случаю обеда у них, что раз Дельвиг писал Пушкину:
Вот все, что осталось в моей памяти в добавление к тому, что вам уже сообщила прежде. При этом присоединяю некоторые записки; может, они понадобятся вам.
<…> Мне кажется, я была одна из самых ее <П. А. Осиповой> близких, которые с любовью ее вспомянули и опечалились глубоко ее печальной смертью и печальным остатком жизни[584].
Вы когда-то у меня спросили: что такое была П. А. Осипова? Мне кажется, я теперь могу вам это сказать почти безошибочно. С тех пор как она скончалась, я долго об ней думала, и она мне теперь ясно нарисовалась. Это была далеко не пошлая личность — будьте уверены, и я очень понимаю снисходительность и нежность к ней Пушкина. Я вам только скажу о ней два факта, которые тотчас вызовут вашу симпатию. Их было две сестры; не знаю, каких лет они лишились матери, но знаю, что они росли и воспитывались под надзором строгого и своенравного отца господина Вындомского. Сестра ее, увлеченная сердцем, вышла против желания отца за Ганнибала (отсюда я понимаю их сближение с семейством Пушкина);[585] она, то есть сестра Прасковьи Александровны, бежала из дома родительского. Отец ее не мог простить и лишил наследства, отдав все П. А., тогда Вульф; после смерти отца Прасковья Александровна разделила именье (состоящее из 1200 душ) на две равные части и поделилась им с сестрою. Скажите: многие ли бы это сделали? У Прасковьи Александровны тогда было пятеро детей[586], у той — только двое <…> Второе — то, что она, которая жила в среде необразованной, или же, что еще хуже, полуобразованной, и имея старшего сына (Алексея) записанного пажем (по протекции и с помощью Петра Ивановича Вульфа, который тогда служил при дворе кавалером при великих князьях Николае и Михаиле Павловичах), она пожелала и осуществила свое желание, отдав сына в Дерптский университет <…>
579
«Я ничего красивее не читал».
Интерес Пушкина к творчеству английского писателя Э. Бульвера-Литтона (в частности, к роману «Пелам, или Приключения джентльмена», 1828, о котором пишет Керн) удостоверен неосуществленным замыслом романа «Русский Пелам», над которым Пушкин работал как раз в описываемое мемуаристкой время (1834–1835). Подробнее об этом см.: П. М. Казанцев. К изучению «Русского Пелама» А. С. Пушкина. —
582
О поездке в Красный Кабачок см. «Воспоминания о Пушкине, Дельвиге, Глинке» (
585
Сестра Осиповой Е. А. Вындомская вышла замуж за двоюродного брата Н. О. Пушкиной — Я. И. Ганнибала (Б. Л. Модзалевский. Родословная Ганнибалов. М., 1907, с. 8).
586
Дети П. А. Осиповой от первого брака с И. И. Вульфом: Анна, Алексей, Михаил, Евпраксия и Валериан.