ХРОНИКИ ЦАРЕЙ ЛЕБНА ДЕНГЕЛЯ, КЛАВДИЯ И МИНЫ
ПРЕДИСЛОВИЕ
В сборниках эфиопских пространных исторических произведений история перечисленных царей обыкновенно представлена вместе как введение к славному царствованию Сарца Денгеля, которому посвящена обширная хроника, являющаяся едва ли не лучшим произведением эфиопской историографии. Однако это единство лишь внешнее; все четыре части написаны разными лицами и в разное время и лишь объединены историком Сарца Денгеля может быть с самой незначительной обработкой; за это говорят и стиль каждой части, и различия в транскрипциях некоторых иностранных имен, и прямые указания. Так, автор хроники Лебна Денгеля говорит, что он спешит покончить с краткой историей предшествующего периода, чтобы поскорее заняться историей именно этого царя; история Клавдия датирует себя в послесловии первым годом Мины; хроника последнего написана при Сарца Денгеле. Но особенно ценные указания дает стиль истории Клавдия, совершенно своеобразный. В то время как истории Лебна Денгеля и Мины написаны почти на чистом языке геез, автор хроники Клавдия, повидимому, думал по-арабски или перевел свой объемистый труд с написанного им же самим раньше на арабском языке; многие фразы делаются понятны только при обратном переводе на арабский; многие выражения понятны только в арабском контексте и словоупотреблении; Гвиди полагает,[149] что автором этого замечательного в своем роде труда мог быть известный церковный и литературный деятель эпохи, бывший йеменский купец Аввакум, переселившийся в Абиссинию, крестившийся и достигший высокого церковного сана эчегге — главного архимандрита всех монастырей дабра-либаносского устава, второго после митрополита церковного сановника и фактического администратора эфиопской церкви. Под его наблюдением эфиопская письменность обогатилась целым рядом переводов с арабского, его покровительством пользовалась и туземная литература.
Все входящие в данный свод исторические писания принадлежат бесспорно к лучшим произведениям эфиопской литературы и к выдающимся памятникам литературы вообще. Это произведения литературные по преимуществу; автор не столько дорожит полнотою, сколько достижением поставленной им себе литературной цели. Повествователь о царствовании Мины стремился дать его возможно цельную биографию, писавший о Лебна Денгеле историю счастливого периода его царствования, почему вторую половину последнего, время бедственных войн, изложил весьма кратко сославшись на то, что оно уже кем-то описано и хранятся в одном из монастырей; наконец, хроника Клавдия скорее напоминает похвальное словес законченное стихотворным подражанием плачу Иеремии. Поэтому он не стремится к цельности и стройности изложения и постоянно отрывается от изложения исторических событий к восхвалению своего героя. Не стремится он и к абсолютной исчерпывающей полноте наложения; несмотря на большой объем его произведения, историк Абиссинии не может обойтись без краткой хроники, которая кое-где восполняет его сведения и упоминает подробности, оставленные без внимания автором нашего памятника. Имея свои индивидуальные черты и особенности, предлагаемые произведения обнаруживают и некоторые общие черты. Это прежде всего стремление к литературному изяществу, исключающее строго летописную форму изложения, хорошее знание св. писания и подражание его историческим книгам, начитанность в доступной абиссинскому грамотею исторической) литературе, историческая достоверность и объективность. Последнее, однако, нуждается в оговорках. Сообщая факты достоверно, не умалчивая о неудачах и поражениях своих героев, авторы грешат их неумеренным восхвалением и из национального чувства весьма мало говорят о роли «франков», т.е. португальцев в спасении Абиссинии. Отдавая должное мужеству и доблести их в 12 главе своего повествования, автор истории Клавдия говорит, что они помогли церкви в борьбе с неверными и начали, побеждать их, но окончательная победа выпала на долю только Клавдия, и о роли «франков» совершенно не упоминается в 20 главе, где говорится о смерти Граня.
Несмотря на эти и другие недостатки, наши памятники являются историческими источниками первого ранга и вместе с современными им писаниями иноземцев, а именно португальцев и арабской историей Граня, написанной Шихаб-Эд-дином-Ахмедом, именуемым Араб-Факихом,[150] дают возможность основательно изучить эту важнейшую в истории Абиссинии эпоху. Редкая эпоха в истории государств и народов описана столь многочисленными современниками, столь обстоятельно и притом с различных точек зрения, и это вполне соответствует ее важности и интересу. Это было время, когда борьба последнего оплота африканского христианства с исламом достигла крайнего напряжения, когда Абиссиния вошла в сношения с Западной Европой и когда число врагов Абиссинии увеличилось появившимся в это время новым крупным и крепким народом галла или галласов, вторжение которых потрясало мощь эфиопского царства и изменяло этнографическую карту. К счастью для Абиссинии во главе ее в это время стоял ряд выдающихся правителей, история которых объединена в интересующем нас своде. Они обладали и энергией, и важными дарованиями, — государственными способностями и доступной им просвещенностью. Все это в особенности применимо к Клавдию, от которого до нас дошли богословские трактаты, написанные по поводу полемики с иезуитами и о котором отзываются с уважением и похвалой и португальские писатели, что делает понятным в книге эфиопского историка то место, какое он отвел панегическому элементу.
149
La cronaca di Galawdewos о Claudio re di Abissinio. Actes du XII Conges des Orientalistes, t. III, 111 — 115.