Третья лента называлась «Со Стёртом в глубь страны» — австралийский фильм, посвященный австралийской экспедиции Стёрта, предпринятой в начале XIX столетия. Американский фильм «Убийцы в мире насекомых» — естественнонаучный фильм о богомоле, пауке, скорпионе и осе. Затем шел американский же фильм «Обезьяний хвост», в котором были показаны проделки обезьяны. На самом деле фильм преследовал цель научить велосипедистов соблюдать правила движения. Последний фильм, также из Америки, назывался «Полицейский», он внушал мысль: полицейский существует для того, «чтобы помочь тебе».
О религиозных фильмах нечего и говорить — они были сделаны добротно и заслуженно открывали программу. Фильм о Стёрте показался мне совершенно неуместным. Хотя Стёрт был изображен — в рамках возможного — человеком, вызывающим симпатию и гуманно относящимся к аборигенам, с которыми он встречался в своих путешествиях, результаты его работы привели к тому, что земли в глубине Восточной Австралии стали использоваться под пастбищное скотоводство, а именно под овцеводство, что и привело к уничтожению аборигенов в этой части континента.
Фильм о насекомых имел отношение к повседневной жизни аборигенов и, кроме того, был действительно поучительным. Фильм же об обезьяне, по замыслу смешной, просто не дошел до аборигенов. Они не умели кататься на велосипеде, и в Ангас-Даунсе вообще не было велосипедов; правда, аборигены иногда видели их в Алис-Спрингсе. Но поскольку в Австралии в отличие от Америки и большинства европейских стран ездят по левой стороне, лента потеряла свой юмор.
Я не знаю, понимал ли миссионер иронию фильма «Полицейский». Для аборигенов полицейский еще в большей мере, чем для белых, может быть кем угодно, только не другом и помощником. В Алис-Спрингсе это существо в блестящем мундире арестовывало их и сажало в тюрьму за выпитую бутылку вина или по другим, совершенно непонятным причинам.
Как мне кажется, нерелигиозные фильмы показывались без определенного намерения и отбора. Оба последних демонстрировались аборигенам, возможно, просто потому, что из-за низкого качества эти ленты нельзя было показывать цивилизованной публике на юге.
Перед миссиями стояла и другая важная задача — научить аборигенов читать и писать как по-английски, так и на языке аранда (в Хермансберге). Как туземцы применяли свои знания — это уже неважно. Большинство очень скоро разучивалось писать по-английски, и разговорный язык быстро снижался до уровня пиджин-инглиш, на котором обращались к туземным рабочим на скотоводческих станциях. Из литературы в дом Лид-лов попадали только яркие иллюстрированные журналы с юга. Иногда служанки читали подписи под иллюстрациями, а более молодые девушки из лагеря, не умеющие читать, приходя в усадьбу, с увлечением рассматривали картинки.
Одно скромное мероприятие миссии Хермансберг заслуживало несомненного одобрения. Еженедельно там печатали двух- или четырехполосную газету на языке аранда. Сандра получала ее регулярно по почте, и не только она, но и все немногие аборигены в лагере, которые понимали письмо аранда, читали эту газету. Когда я в первый раз увидел, как Ада, сидя возле своей вильи, читает газету, меня поразил контраст между самим фактом чтения и жалкой обстановкой лагеря аборигенов. Эта женщина могла читать по-английски и на аранда, и если бы было что читать на языке питьяндьяра, она читала бы и на нем.
Аборигены, живущие на юге Австралии, с воодушевлением поют хоралы, которые они выучили, но не столько ради их религиозного содержания, сколько потому, что они любят петь. Ковбойские песни и танцевальные мелодии они напевают столь же охотно.
Христианская религия чаще служит предметом шуток, чем воспринимается всерьез. Так, Камбудда не участвовал в танце кенгуру, и я спросил его, почему он не пришел тогда в буш. Старый язычник ответил с наигранным изумлением:
— Как, разве ты не знаешь, что я принадлежу к миссии? — и сам громогласно расхохотался над своей шуткой.
Старый Вилл часто рассказывал
о традициях своего народа
Только за день до этого он объяснил мне, что абориген Дадана из племени биндибу охромел потому, что его тотем вынул у него во время сна из левой ноги сухожилия, чтобы привязать наконечник копья к древку. Так используют сухожилия кенгуру сами аборигены.
Христианские миссии в Центральной Австралии и вообще по всей стране осуждают языческие обычаи аборигенов и пытаются искоренить тотемистические церемонии с танцами и пением, а также связанный с пролитием крови ритуал инициации. Поэтому миссионерам ничего не рассказывают о тайнах ритуальных обрядов. Пожилые люди — хранители традиций аборигенов — оказывают христианству пассивное и активное сопротивление.
Противоречия и перспективы
Билл Харни писал мне, что продажа туристам сувениров приводит к падению мастерства при изготовлении традиционного оружия и утвари. И в самом деле, зачем аборигену часами искать в зарослях изогнутый кусок мульги, чтобы сделать из него бумеранг? Туристы не ходят с купленными бумерангами на охоту, для них хорошо и прямое дерево. Зачем изготовлять куламон из кампеша[20], если из белого мягкого дерева его сделать намного легче? Конечно, такой куламон скоро покоробится и потрескается, он не годился бы при постоянном употреблении в буше. Но только что сделанный, он выглядит не хуже, чем куламон из кампеша, даже еще лучше, так как выжженный рисунок на белом мягком дереве выделяется резче, чем на грязновато-коричневой древесине кампеша.
Несмотря на этот несомненный процесс упадка, мастерство аборигенов Ангас-Даунса еще очень высоко. Будущее их искусства, конечно, не в том, чтобы изготовлять для туристов бумеранги и щиты, а в развитии нового направления, которое лишь недавно появилось в этом районе, — искусства круглой скульптуры.
Старый Гарри Нининго был в 1962 году главным представителем этого направления. Некоторые из его произведений, над которыми он работал с воодушевлением, полны экспрессии и движения и заслуживают почетного места на любой художественной выставке. Но не задушат ли это новое художественное направление, прежде чем оно сможет достичь расцвета, объективные трудности и непризнание?
Топор, примитивное долото, старый напильник и в лучшем случае еще кусочек шкурки — вот все, чем располагает художник. Он сидит на корточках в песке возле своей вильи и обрабатывает неподатливый кусок мульги, у которого есть только одно достоинство — его заболонь и сердцевина дают яркие цветовые контрасты.
Всякий раз, когда кто-нибудь поощряет аборигенов и учит их пользоваться подходящими инструментами, они показывают себя способными и прилежными учениками. Аборигены обладают врожденным художественным чутьем и пытаются развить его, пользуясь теми жалкими средствами, которые находятся в их распоряжении.
Выжигая проволокой рисунки на сувенирах, подготовленных для продажи туристам, они не удовлетворяются каким попало образцом. Сначала они экспериментируют: углем из лагерного костра делают эскиз на досках от старого ящика, на щепках и даже на картоне от коробок со стиральным порошком. Затем по этому эскизу на чем-нибудь выжигают рисунок. И только после этого переносят рисунок на вещь, которую хотят продать туристам.
Альберт Наматжира, будучи еще погонщиком верблюдов, как-то попал ненадолго в Хермансберг. Там он увидел белого художника, работавшего современными средствами, усвоил технику и развил дремавший в нем талант. До того как его заключили в тюрьму и затравили до смерти, он приобрел не только в Австралии, по и за ее пределами известность как один из ведущих австралийских художников. И он не был единственным, в Хермансберге развилась знаменитая школа живописцев из племени аранда, в которую входило несколько аборигенов, обладающих таким же талантом, как Альберт.