Отец живо выскочил из своей комнатушки, рыбкой нырнул в заблаговременно открытую дочерью заднюю дверь, моментально захлопнув её. Марина снова дала по газам, разворачиваясь в сторону ворот, но остановилась, растерянно глядя вперед.
— Паап! Смотри туда! Откуда они? Что делать? — Краснова испуганно смотрела вперед, вцепившись пальчиками в руль.
По дороге, ведущей к площадке, брела группа таких же мертвецов, как работники автосервиса. Изорванные одежда, руки, темные пятна запекшейся крови, измазанные бурыми разводами истерзанные лица… Некоторые из них остановились перед сеткой, бестолково пиная её руками, другие дошли до ворот.
— Со стройбазы идут… Не давить же их! Завтра-послезавтра это всё закончится, за убийство посадят, ты сама знаешь, как у нас… Не выедем, дочка!
Марина надавила на газ, направив машину в ограду, между столбиками.
— Стой! За забором двутавр лежит, вчера завезли! — одернул дочку Игнатич.
— Куда, папа? — чуть не закричала та в ответ, наблюдая, как шатающиеся фигуры приближаются к машине.
— Назад! Разворачивайся, в бокс заедем!
Краснов начал лихорадочно ощупывать карманы, в конце концов вытащив брелок для открытия ворот ангара. Нажав на кнопку, он почти перестал дышать, глядя как поднимается штора. Когда расстояние между землей и воротами увеличилось настолько, что в него могла проехать «девятка», Марина влетела в бокс задним ходом, едва не врезавшись в стену. Отец, прямо на ходу, нажал на кнопку закрытия, из-за чего нижняя кромка ворот с противным скрежетом оцарапала крышу машины.
— Ух… Успели… — с облегчением выдохнул Игнатич.
Осмотревшись, отец с дочерью выбрались из машины, настороженно прислушиваясь к топоту за пределами ангара, к глухим ударам в ворота и неприятному царапанью ногтей о металл. Марина, бросившись к двери, заперла замок, чтобы зомби случайно не повернули ручку.
— Что теперь, папа? — все ещё испуганно спросила девушка.
— Не знаю, доч… Тут хоть туалет есть, и холодильник. Переждем до ночи, или до завтра, может придумаем чего, или власти разгонят… этих…
Заглянув в бытовку, Марина едва не закричала — внутри царил полнейший разгром, лавки, шкафчики, тумбочки, все было перевернуто и разломано, валялись в беспорядке одежда и какой-то инструмент, осколки стекла. Но самое страшное — вся комната была залита кровью. В углу скопились бурые комки, на стене красным отпечатались чьи-то ладони… С трудом сдерживая подкативший комок тошноты, Краснова захлопнула дверь и тяжело оперлась на нее спиной, глубоко дыша.
— Не ходи туда, па… Там… — новый спазм в желудке оказался сильнее предыдущих, и девушка едва успела добежать до умывальника.
Ещё раз тщательно осмотрев ангар и заблокировав штору ворот, Красновы расположились за маленьким столом на тесной кухне, соседствующей с душевой комнатой. Игнатич налил дочери валерьянки, затем заварил чай из пакетиков.
— В общем так, девочка моя… Продуктов в холодильнике нету, только два бутерброда. Остальное, наверное, в быт… — увидев, как дочь начала зеленеть, отец замолчал на полуслове. — Короче, не протянем долго. Надо думать, как выбираться.
Пока Марина отходила от стресса, Игнатич вышел в бокс, названивая кому-то. Почти каждый звонок срывался, смог дозвониться только жене, Людмиле Ивановне, находившейся в Рыбинске, на даче, бывшей когда-то домом её родителей. Уезжая туда с приходом тепла, она возвращалась к семье лишь поздней осенью. Впрочем, это устраивало всех, характер у Красновой-старшей был не из лёгких. К тому же, с дочерью она общалась с большой неохотой, с раннего детства Марины переложив заботы о ребенке на плечи мужа.
— Люда кажет, у ней всё хорошо. — сказал Игнатич, вернувшись на кухню. — На острове[20] военных много, больных нету, токмо в городе шибко шумять, пальба и взрывы.
Марина, забравшаяся на стул с ногами, держала чашку с чаем, обняв ладошками горячий сосуд и смотрела в одну точку. Услышав отца, начавшего коверкать речь на деревенский лад, она оживилась.
— Пап, а если к маме поехать? Дом большой, втроем поместимся. Военные остров охраняют, переждем там, пока порядок наведут. Продуктов у нас нету, в магазинах, наверное, тоже все вымели, из маркета возле дома мешками выносили…
— Так-то оно так, доча, но Люда… — грустно вздохнул отец, усаживаясь за стол.
— А что Люда? Потерпит! Тут такое творится! — вспыхнула Марина. — Может, на работу временно устроимся, чтоб не пилила без конца!
Отец хмыкнул, однако, возражать не стал. Хоть и подумал с тоской о том, что придется терпеть постоянные скандалы с супругой, но деваться, в самом деле, некуда.
Налив ещё по кружке чая, Красновы принялись обсуждать возможные варианты бегства из города. Пришли к тому, что сначала следовало бы заехать домой, собрать какие-нибудь вещи и продукты в дорогу, тем более что до дома совсем недалеко. Только для начала следовало выбраться из ловушки. Давить больных отец по-прежнему не хотел, опасаясь возможности попасть в тюрьму, а эти самые больные, как назло, столпились перед воротами и во дворе, медленно вышагивая своими непослушными ногами. Пару раз Марина влезала на стеллаж, чтобы выглянуть во двор из окошка под самым потолком, каждый раз убеждаясь в присутствии полутора десятков мертвецов возле бокса.
Лишь когда стемнело, Игнатич, бродивший по ангару с задумчивым видом, вдруг хлопнул себя по голове:
— Дурак я старый! За боксом же пустырь, там твоя «лада» проедет! Надо только стену разобрать! Доча, а ну, помогай!
Отогнав машину к самим воротам, Марина прислушалась к оживившимся из-за шума в ангаре мертвецам на улице, затем схватила кофр с инструментом и бросилась к отцу. Довольно быстро сняли сайдинг, затем листы пенопласта, оголив металлическую стену, отделявшую их от свободы.
— Пап, здесь придется болгаркой резать! А там эти… больные! На шум могут пойти!
— Доча, так ты по воротам постучи, шобы им тама нескучно было! А я тута сам управлюся. Лучше в окошко глянь, нема кого за ангаром?
Когда отец начал резать стену, Марина от души лупила молотком по железным направляющим шторы, попутно выкрикивая всё, что приходило на ум. Зомби скреблись в металл, шумно топтались у ворот, пинали тонкую препону, отделявшую их от вожделенной добычи. Когда Игнатич закончил, дочка помогла ему убрать куски стены, расчистив дорогу. Теперь между ними и свободой оставалась только тонкая сетка ограждения, вплотную примыкавшая к стене ангара. Осветив фонарем пустырь, Красновы ещё раз убедились, что никто не встанет у них на дороге.
— Пап, я соберу инструмент, какой есть! А ты, найди какое-нибудь оружие, вдруг понадобится!
Марина забегала по боксу, хватая отвертки, ключи и прочие инструменты, способные понадобиться в дороге. Собрав все в брезентовую сумку, забросила её в багажник и побежала на кухню, налить воды в пустые бутылки. Отец тем временем отправил в машину пару свежих аккумуляторов, насос и снятый с пожарного щита топор. Нашлись также четыре канистры с бензином, слитым со стоящего на ремонте «опеля».
— Доча, давай за руль! Я сейчас по сетке болгаркой пройдусь, шобы столбы не корчевать!
Краснова прыгнула за руль, чуть прогрела двигатель, отец тем временем окончательно освободил дорогу. Закончив, аккуратно уложил резак на стеллаж и отключил рубильник, подающий питание на все помещение.
— Так-то справнее будя! — грустно сказал Игнатич, устраиваясь в пассажирском кресле. — Ходу, доча, ходу!
Выкатившись с бетонного пола бокса, машина запрыгала на кочках пустыря, однако, опасности застрять не было. Свернув в сторону дороги, Марина медленно повела «девятку», внимательно рассматривая освещенную фарами землю, поймать колесом осколок бутылки или случайную железку, очень не хотелось. Пешком по темноте, таящей в себе множество опасностей, далеко не уйти…
С желанием попасть домой пришлось расстаться, наткнувшись на блокпост возле переезда. Военные намертво перегородили бронемашинами дорогу, разворачивая всех желавших въехать или выехать из города. Повертевшись немного возле несговорчивых вояк, Игнатич вернулся в машину, сокрушенно мотая головой.