— Бвана, — задумчиво произнес Мули, перекатывая очередной камень, — а может быть, следовало сообщить в полицию?
Улыбнувшись, я покачал головой.
— Это земля масаев, — раздался голос проповедника, стоявшего над могилой, — мы за нее боролись и страдали. Мы все. Поэтому мы оставляем его здесь в знак справедливости…
Лютеранин говорил долго, а я думал о справедливости. Я часто задумываюсь об этом в буше.
Смерть Димбо
Двадцать первого декабря мне пришлось продлить разрешение на охоту на буйволов, чтобы наш рождественский стол не остался без их вкусного, сочного мяса. Заплатив необходимую сумму в кассе, я взял квитанцию — кибали[29] — и показал ее Джуме и Панго, ожидавшим меня в машине.
— Наберера, — задумчиво произнес Джума, изучая бумагу.
— По-моему, в Наберере уже нет ни одного буйвола, — печально заметил Панго.
— Нет, есть, — возразил я, — Главный егерь подтвердил, что нам разрешено охотиться на горе Ланданаи. Помните, как мы однажды наткнулись там на огромного буйвола? А помните старого Джувавато и его леопарда?
— Конечно, помним, мзее.[30] Это нельзя забыть. Но я на ту гору больше не полезу. Это проклятое место! — все так же печально отвечает мой помощник.
— Думаю, мы и в Наберере найдем буйволов, так что тебе не придется лезть на Ланданаи. Но на всякий случай я договорился с главным егерем и об этом районе.
Наш путь домой лежал через деревню Комоло. Необыкновенно размеренная и спокойная жизнь ее обитателей была нарушена чрезвычайным происшествием: в местной шахте случился обвал. Но самое страшное — внизу остались люди.
Один старый африканец рассказал, что несчастье произошло утром, якобы в результате землетрясения. На рассвете у него даже хижина ходуном ходила.
— Да это ты напился как свинья! — прервал его второй африканец, а третий добавил:
— Никто не знает, что это было — землетрясение или барути.[31] Тряхнуло крепко, и шахтеров засыпало. Авази считает, там осталось не менее пяти человек. Но мы ничего не смогли сделать: вход полностью засыпан.
— Какова глубина шахты? — поинтересовался я.
— Этого никто не может сказать. Разве только Авази знает, он иногда там работает.
— А ты знаешь, где находится эта шахта? — спросил я африканца, рассказывавшего про землетрясение.
— Знаю, бвана. Я даже провожу тебя, если ты купишь мне немного помбе.
Наглость местных жителей была для меня привычной. К тому же старик пребывал в сильном похмелье, и я пожалел его.
— О'кей, только быстро, у меня нет времени.
— У тебя доброе сердце, музунгу — сказал старый пьяница, залпом выпив содержимое глиняной посудины, которую принес хозяин местного кабака, а потом спросил: — Ты охотник? — Не дождавшись ответа, он продолжил, уже слегка заплетающимся языком: — Я тоже был охотником. Много лет работал на одного музунгу по имени Хартли. Но это было очень давно. Теперь я уже ничего не жду от жизни, ведь мне больше ста лет.
— Такого не может быть, мзее, — ухмыльнулся Джума, — До ста лет дожить невозможно. Да и откуда тебе известно, сколько тебе лет? Ты что, знаешь дату своего рождения?
— День, когда я родился? — удивленно переспросил старик.
— Ну да, день, месяц и год твоего рождения.
— Разве младенец может знать такое? — еще больше удивился пьяница и, облизнув губы, с нажимом произнес: — Но это случилось очень давно.
— Как же ты можешь утверждать, что тебе сто лет?
— Так говорил наш священник, бвана Бейли. Но он уже умер. Вместо него сейчас служит один сморчок. Он постоянно только и делает, что твердит о грехе, но сам даже не знает, что это такое. Вот бвана Бейли был молодец. Мы с ним, бывало, так надирались, что падали прямо на дороге и спали до утра. Это был настоящий священник! Он все знал. В том числе и сколько мне лет. Он всегда говорил: «Парень, тебе, должно быть, не меньше ста лет», — Старик снова облизнул губы.
Тем временем мы усадили комольского долгожителя в машину и направились к холму — туда, где, по словам старого пьяницы, произошло несчастье. Возле шахты собралось много людей, прибыл местный полицейский.
— Все погибли, — констатировал он, предупредив все расспросы.
Однако я не удовлетворился этой информацией.
— Сколько их там? — спросил я, — Почему производятся взрывные работы, когда в шахте находятся люди?
Полицейский смерил меня презрительным взглядом:
— А кто сказал, что здесь были взрывы? Это было землетрясение! И вообще, что тебе здесь нужно, музунгу?