«Недавно в частном доме состоялось эскизное исполнение на рояле М. <sic!> Якобсоном музыки для пантомимы "Агасфер" с параллельным чтением сценария авторами его В. Сириным и И. Лукашем. Сюжет трагической пантомимы по широте замысла претендует на философско-символическое значение и сквозь разные эпохи проводит идею вечного странствования любви, неудовлетворенности и роковой обреченности. Но как часто в таких произведениях основная мысль (выраженная в красивых стихах пролога) туманно мерцает, дробится — символы проведены недостаточно последовательно и не чувствуется выдержанной аналогии в стилизациях разных эпох. Основным образом сомнительно<е> превращение Иуды в Агасфера и романтическое истолкование предательства Иуды ради отвергающей его Магдалины неинтересно после сложно-психологического освещения Андреева и Гедберга. Совершенно неравнозначны дальнейшие воплощения Агасфера в Черного Паладина, торжествующего героя Герцога, бродячего пророка времен инквизиции, Марата, убиваемого Шарлоттой вне любовного конфликта, Байрона, и современного героя северного городка. Хороша местами красочная сторона, большие постановочные возможности и требования современной изобретательности и пышности, от осуществления которых будет зависеть в большой мере общее впечатление…»
В январе 1924 г. Набоков писал Вере Слоним о своем заказчике: «А, знаешь, бедный наш Якобсон третьего дня бросился в Шпрей, пожелав, как Садко, дать маленький концерт русалкам. К счастью, его подводный гастроль был прерван доблестным нырком "зеленого", который вытащил за шиворот композитора с партитурой подмышкой. Лукаш мне пишет, что бедняга сильно простужен, но, в общем, освежен. Так-то» (BCNA.[1] Letters to Vera Nabokov. 17 января 1924 г.). Впечатление от В. Якобсона Набоков сохранил надолго: четверть века спустя он писал Р. Гринбергу: «"Взялся за гуж, полезай в кузов", как говорил некто Якобсон, музыкант, страшно сопел, когда брал аккорды» (Друзья, бабочки и монстры. Из переписки Владимира и Веры Набоковых с Романом Гринбергом / Публ. Р. Янгирова // Диаспора: новые материалы. Париж; СПб.: Athenaeum — Феникс, 2001. Т. 1. С. 500). О самом либретто «Агасфера» Набоков впоследствии отзывался так: «Ужасно! Если я только завладею им, если я увижу его, я его уничтожу!» (A. Field. VN. The Life and Art of Vladimir Nabokov. London: Macdonald Queen Anne Press, 1987. P. 123).
Вместе с И. С. Лукашем (1892–1940), прозаиком, поэтом, журналистом, Набоков входил в «содружество молодых писателей и музыкантов» «Веретено» и писал либретто для пантомим русского кабаре в Берлине «Синяя птица», которое в 1921 г. открыл Я. Южный.
24 января 1924 г. Набоков писал Вере Слоним из Праги: «Что до пантомимы нашей, то ее облюбовала некая Аста Нильсен — но просит кое-что изменить в первом действии. Другая наша пантомима, "Вода Живая", пойдет на днях в "Синей птице"» (BCNA. Letters to Vera Nabokov).
Вернувшись из Праги в Берлин в январе 1924 г., Набоков подробно рассказал матери о продвижении «Агасфера» и своих — общих с Лукашем — планах, связанных с театром: «Кроме того, в воскресенье мы будем требовать совершенно решительно от Якобсона 1000 долларов отчасти в виде аванса, отчасти как плату за оконченную пантомиму — в новом виде. Я как раз сейчас работал над ней, переписывал. Наконец, через очаровательного композитора Эйлухена мы проникаем в театральные дебри, причем нам заказаны оперетта и небольшая пьеса — вроде нашей "Воды Живой" — за которые мы тоже сперва должны получить аванс в размере 100–200 долларов. <…> Однако наше общее с ним (Лукашем. — А. Б.) будущее — театральное — может быть лучезарным в финансовом смысле — но после стольк<их> разочарований он не решается отдаваться слишком акварельным надеждам» (BCNA. Letters to Elena Ivanovna Nabokov. 31 января 1924 г.). Работа над «Агасфером», начатая, по-видимому, в сентябре 1923 г., продолжалась до середины февраля 1924 г.: «Пантомима подходит к концу (6 месяц<ев> с лишком, шутка сказать) и вообще "перспективы" самые цветистые» (Там же. 14 февраля 1924 г.); финансовым же надеждам, связанным с этой работой, сбыться так и не пришлось: два года спустя Лукаш все еще писал Сирину: «Хватайте сукина сына Якобсона за фалды» (LCNA.[2] Box I, fol. 31. 1 февраля 1926 г.).
Значительно более основательным было сотрудничество Набокова с «Синей птицей», которое продолжалось несколько лет, — в начале 1926 г. Набоков писал матери: «Маленькая трагедия: пошли (с Верой Набоковой. — А. Б.) в "Синюю птицу" и как раз в этот вечер моя вещь не шла» (BCNA. Letters to Elena Ivanovna Nabokov. 7 января 1926 г.).
Лукаш и Сирин писали не только для кабаре и музыкального театра, они брались и за киносценарии, причем кино Набоков отдавал приоритет: «Сейчас мы заняты писанием кинематографических сценариев. Пишу с Лукашем, пишу с Горным, пишу с Александровым и пишу один. Посещаю кинематографических див, которые зовут меня "английским принцем". Работы много, денег достаточно — но вот Я<кобсон> и Ю<жный> медлят. С первым мы все время в переписке. Он послал нам извещенье из Театрального Интендантства о том, что вещь наша еще не читалась, но на днях читаться будет. Как только я получу эти 1000–1500 марок, которые я должен получить либо за пьеску, либо за один из многочисленных сценариев, — то приеду в Прагу…» (Там же. Июль (?) 1924 г.). Летом 1924 г. Набоков работал сразу с несколькими режиссерами, причем Елена Ивановна Набокова также была, по-видимому, вовлечена в эти проекты: «Только что был у меня Лукаш, работали над сценарией (для тебя). Как будто выйдет недурно. Сценарий заказали мне трое разных режиссеров — на них громадный спрос, а оплата от 1000 до 3000 долларов за экспозе. Но я понял, что нужно действительно творить для кинематографа, а это не так легко. Я добьюсь» (Там же. Июль (?) 1924 г.).
1
Vladimir Nabokov Archives // The W. Henry and A. Albert Berg Collection of English and American Literature. The New York Public Library.
2
Vladimir Nabokov Archives // Collection of the Manuscript Division, The Library of Congress. Washington, D. С.