Два года, существуя случайными литературными заработками, он пытается убедить власти в своей полной лояльности, но безуспешно. 22 ноября 1950 года А. Я. Гуральского арестовывают, а 19 марта 1952 года Особое совещание при Министерстве госбезопасности СССР приговаривает его к 10 годам заключения с конфискацией имущества.
В 1952 году арестовали и осудили на 25 лет заключения племянника А. Я. Гуральского Хейфеца Григория Мевделевича (с 1920 года — Марковича) (1899–1984), в 1924–1929 гг. работавшего на Отдел международной связи Коминтерна. При этом форма льно он до 1928 года находился в штате Народного комиссариата иностранных дел. Есть основания полагать, что упоминавшийся в одном из писем А. Я. Гуральского «молодой константинополец» и есть Григорий Хейфец. В последние годы он числился ответственным секретарем Еврейского антифашистского комитета, на деле являясь кадровым сотрудником Министерства госбезопасности в звании подполковника. В опубликованных известным советским разведчиком Павлом Судоплатовым мемуарах Г. Хейфец упоминается неоднократно[237]. И не случайно: он сыграл существенную роль в атомном шпионаже против США. Однако далеко не все из изложенного П. Судоплатовым соответствует действительности. Многое этот ветеран НКВД за давностью лет запамятовал, сказалось, думается, и его вынужденное длительное симулирование сумасшествия. Вопреки тому, что писал Д. Судоплатов, отец Григория Хейфеца не был организатором компартии США и никогда не работал в Коминтерне. Большую часть жизни он прожил в Риге, проработав 25 лет наборщиком, и лишь в 1915 году переехал с семьей в город Богородск Московской губернии. В партию большевиков он вступил только в 1920 году, перейдя в нее из Бунда. Очевидно, отца Г. Хейфеца Судоплатов спутал с дядей, чья биография также была искажена.
Срок наказания А. Я. Гуральский отбывал в Иркутской области в Озерлаге (он же Особый лагерь № 7), расположенном рядом с городом Тайшетом. Находившийся вместе с ним в заключении Платон Набоков[238] так в своем стихотворении описал жизнь в этом лагере:
После смерти Сталина Гуральский обратился в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС с просьбой о восстановлении его в партии. Однако эта просьба не была удовлетворена. КПК при ЦК КПСС, рассмотрев 26 августа 1955 года заявление Гуральского, не нашел «оснований к восстановлению его членом КПСС». Не помогла и ответная жалоба, посланная в КПК 26 сентября. Точно так же осталось безрезультатным обращение А. Я. Гуральского в Прокуратуру СССР с требованием реабилитации. Военная коллегия Верховного Суда Союза ССР 23 июня 1956 года отклонила протест Генерального прокурора СССР по делу А. Я. Хейфеца-Гуральского. Решение мотивировалось тем, что, во-первых, Гуральский в 1926 году вступил в «контрреволюционную зиновьевскую организацию» и «состоял в руководящем центре этой организации», а во-вторых, выполняя впоследствии задания органов госбезопасности, «допускал провокацию и дезинформацию и путем фальсификации фактов добился незаконного ареста ряда лиц, обвинив их в шпионской деятельности против СССР, и, участвуя в 1941–1942 гг. на допросах арестованных, понуждал их к даче вымышленных показаний».
15 января 1958 года А. Я. Гуральский, как инвалид, все-таки добился досрочного освобождения из заключения. Умер он летом 1960 года от инфаркта. На кремации присутствовали вдова и человек пять родственников. От Института всеобщей истории Академии наук СССР пришли трое, в том числе секретарь партийного комитета Г. Н. Севостьянов. Так, почти незаметно ушел из мира человек, жизнь которого теснейшим образом сплелась с важнейшими событиями XX века.
ГЛАВА 6
«…Хочу на нелегальную работу (партии) за границу, подготовляю себя все время»
Борис Данилович Михайлов родился в древнем русском городе Пскове 15 июля 1895 года в семье мелкого железнодорожного служащего. С 15 лет, изгнанный из дома за насмешки над религией отцом-фанатиком, он был вынужден добывать средства к существованию репетиторством. Еще учеником гимназии вступил в марксистский кружок, выпускавший нелегально журнал на гектографе. В 1911 году в 8-м классе Борис Михайлов был впервые арестован Псковским жандармским управлением, но через три недели выпущен[239].
Поступив на естественное отделение физико-математического факультета Петербургского университета, Б. Михайлов активно включился в социал-демократическое движение. Кроме студенческой фракции, работал в Александро-Невском районе и на Выборгской стороне Петербурга. За выступление на студенческой сходке получил высылку в Вологодскую губернию, замененную высылкой за границу. Приговор был изменен из-за обнаружившейся у Бориса Михайлова острой формы туберкулеза, едва не приковавшей его к постели. Местом поселения был избран город Инстербург в Восточной Пруссии. Деньги на проживание и лечение дала родная старшая сестра Агнесса.
Накануне празднования 300-летия царствующего Дома Романовых Николай II объявил амнистию, которая позволила Б. Михайлову в конце 1913 года вернуться в Россию. Так как ему было запрещено проживать в университетских, портовых и промышленных городах (так называемые «57 пунктов»), он поселился на небольшой станции в Шлиссельбургском уезде Петербургской губернии. Эта достаточно распространенная среди осужденных «за политику» уловка давала возможность часто ездить в столицу.
В Петербурге Борис Михайлов возобновил агитационную работу в рабочих кружках на Выборгской стороне, сочетая ее с сочинением различных листовок под руководством литературного бюро петербургского комитета большевиков. В эти годы он сотрудничал с такими известными партдеятелями, как Л. H. Старк, С. Я. Багдатьев (наст. фам. Багдатьян), С. И. Сырцов, Ф. Ф. Раскольников. В октябре 1913 года его приняли в партию большевиков[240]. Наряду с политической деятельностью Борис Михайлов продолжил учебу в Петербургском университете. Еще до ареста он параллельно с естественным отделением стал посещать юридический факультет. Теперь же, не имея возможности постоянно жить в Петербурге и принимать участие в практических лабораторных занятиях, ему пришлось бросить естественные науки, сконцентрировавшись на юриспруденции.
По не очень ясной причине Борис Михайлов отказался сдавать государственные экзамены, обязательные для присуждения университетского диплома, и получил лишь выпускное свидетельство, означавшее, что он только прослушал курс юридических дисциплин.
В 1916 году у Б. Д. Михайлова обострился туберкулез, и он отправился на лечение в Крым. Деньги на жизнь пришлось зарабатывать самыми различными способами: уроками, переводами (к этому времени он выучил четыре иностранных языка), чертежами, работами по статистике. Его дважды призывали на военную службу, но оба раза после медицинского обследования освобождали по болезни.
Свержение царской власти в феврале 1917 года он встретил в Москве, стал работать в юридическом отделе Московского Совета рабочих и солдатских депутатов, а также в большевистской газете «Социал-демократ», где писал заметки, верстал.
В автобиографии, датированной 1924 годом, Борис Михайлов утверждал, что был делегатом VI съезда РСДРП(б), по окончании которого остался в Петрограде. Подтверждений тому ни в архивах, ни в мемуарах участников найти не удалось. А вот тот факт, что он активно участвовал в Октябрьском восстании: захватывал типографии, военный телеграф, занимался дневным выпуском «Правды», — известен. В редакции «Правды» он проработал до апреля 1918 года. Затем, после краткосрочного пребывания в должности комиссара Петроградского телеграфного агентства, Б. Д. Михайлова перевели в Москву, где он приступил к работе в качестве редактора журнала «Вестник жизни» и секретаря газеты «Правда».
237
238
Когда в телефонном разговоре автор книги спросил Платона Иосифовича Набокова, помнит ли он Абрама Гуральского, тот ответил утвердительно, но тут же осведомился, а не был ли Гуральский ранее членом партии? «Да, был». — «А, тогда понятно, почему мы его сторонились…»
240
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 100. Д. 49711. В заведенном Отделом кадров ИККИ на Б. Д. Михайлова личном деле указана ошибочно иная дата — март 1912 года.