22 июля белочехи после двухдневных боев заняли Казань. Создалась критическая ситуация: захвати они расположенный у станции Свияжск, в 50 км от Казани, мост через Волгу — и дорога на Москву была бы открыта. С целью добиться перелома в ставший передним краем обороны Свияжск 10 августа спешно прибыл народный комиссар по военным и морским делам, председатель Высшего военного совета Л. Д. Троцкий. Вскоре в Свияжске оказался и добровольцем вступивший в Красную армию Б. Д. Михайлов. Л. Д. Троцкий направил его с целью разведки в тыл противнику.
Вот как описала в своей книге этот эпизод Лариса Рейснер: «Борис Данилович Михайлов приехал несколько позже, кажется, уже из Москвы, вообще из центра. Приехал в городском пальто, с тем светлым и легко меняющимся выражением лица, которое бывает у людей, попавших на вольный воздух из тюрьмы или большого города.
Через несколько часов бешеный хмель Свияжска овладел им совершенно. Переодетый, он отправился в глубокую разведку в сторону белой Казани, вернулся через три дня, усталый, с обветренным лицом и покрытый неизбежными вшами. И, кроме того, — цельный»[241].
Впоследствии Б. Д. Михайлов был комиссаром десантного отряда, командиром и комиссаром левобережного участка Волги, комиссаром разведки, комиссаром штаба и членом Реввоенсовета (РВС) 5-й армии. Б. Д. Михайлов избирался делегатом с решающим голосом на VIII съезд РКП(б), проходивший в марте 1919 года. Одним из вопросов, дискутировавшихся на съезде, было «военное положение и военная политика». Делегатам были представлены тезисы Владимира Михайловича Смирнова, ратовавшего за выборность командиров и расширение прав армейских партячеек, вплоть до передачи им руководства боевыми действиями, и тезисы Л. Д. Троцкого, выражавшего официальную точку зрения ЦК. Б. Д. Михайлов участвовал в работе военной секции съезда, поддержав, как и многие другие выступавшие, тезисы В. М. Смирнова. Таким образом, он был среди тех, кто солидаризовался с лидером так называемой «военной оппозиции» в партии, впоследствии наряду с Т. Сапроновым возглавившим оппозиционное течение «демократического централизма». В итоге тезисы Л. Д. Троцкого получили в секции лишь 19 голосов, а В.М. Смирнова — 37[242]. В знак протеста делегаты, стоявшие на позиции ЦК, даже покинули заседание. Только после того, как на закрытом заседании съезда с развернутой речью выступил В. И. Ленин, большинством голосов (174 против 95) делегаты проголосовали за тезисы ЦК РКП(б).
Возможно, Б. Д. Михайлов поддержал на съезде В. М. Смирнова по чисто личным соображениям: оба в это время являлись членами Реввоенсовета 5-й армии (командующий Ж. К. Блюмберг, начальник штаба П. И. Ермолин).
В 1919–1920 гг. Б. Д. Михайлов последовательно являлся членом РВС 9-й армии Южного фронта, 10-й и 11-й армий Юго-Восточного фронта, причем в 11-ю армию Борис Михайлов перешел по собственной просьбе, санкционированной Г. К. Орджоникидзе[243].
В книге той же Ларисы Рейснер есть еще одно упоминание о Борисе Михайлове, относящееся на сей раз к осени 1919 года. После неудачной попытки штурма Царицына созывается совещание для обсуждения дальнейших действий: «Ночью кают-компанию убирают букетами из красной осенней рябины, стол залит светом, и собеседники, смыв с высоких сапог грязь окопов или масло машин, спокойно совещаются о завтрашнем дне.
Случай расположил их так: слева быстрые глаза, бас и жесткая воля Шорина. Рядом с ним его штаб-офицер, мягкий и подробный человек, никого не способный стеснить, как походная карта, старательно сложенная и повешенная через плечо.
Дальше профиль, неправильный и бледный, выгнутый, как сабля, с чуть косыми глазами и смутно улыбающимся ртом, словом, один из тех, которые могут позировать художнику для тонкого и выносливого бога мести в казацкой папахе. Бесшумная походка, легкий запах духов, которые он любит, как девушка, и на черной рубашке красный орден — это и есть Кажанов, ставший почти легендой начальник десантных отрядов Волжской флотилии.
Голландцы, достигшие совершенства в групповом портрете, любили изобразить в центре картины, среди всех этих господ в черном платье и крахмальных белых воротничках, одну сосредоченную и тонкую физиономию какого-нибудь славного молодого врача, вооруженного скальпелем, скептика и атеиста, стоящего к зрителю вполоборота со своим белым лбом и насмешливой улыбкой.
В кожаной куртке и с кончиком «Известий», торчащим из кармана, эта фигура в наше время называется — «член Реввоенсовета Михайлов»…
В этот вечер за чаем собеседники начали спор о героизме. Тема странная среди людей, давно привыкших к войне и в большинстве награжденных всеми возможными знаками отличия.
Скептик в кожаной куртке, помешивая ложечкой в своем стакане, спокойно отрицал все признаки романтики в деле революции, ставшей для него ремеслом».
Как видим, облик Бориса Михайлова к описываемому времени претерпел существенные изменения, трансформировавшись в стандартный образ военного комиссара.
Как член РВС 11-й армии и начальник ее политотдела Б. Д. Михайлов вошел в состав организованного в Баку так называемого Иранбюро коммунистических организаций, призванного координировать действия партийных и государственных органов по советизации Гилянской провинции Ирана[244].
Попытка создания очага советской власти на севере Ирана была предпринята сразу же после изгнания 18 мая 1920 года морским десантом под руководством Ф. Ф. Раскольникова англичан из каспийского порта Энзели, где они охраняли остатки деникинского флота. Советскую социалистическую персидскую республику, провозглашенную в ночь с 4 на 5 июня, возглавил лидер местных националистов Мирза Кучук-хан, который уже не первый год вел партизанскую войну в горах. Воспринимавший советских эмиссаров более чем настороженно, он скрепя сердце согласился сменить чисто антианглийские лозунги на призыв к социальной революции. В состав Революционного военного совета при правительстве были включены русские коммунисты И. К. Кожанов и Б. Л. Абуков, которым 8 июня политбюро ЦК РКП(б) разрешило перейти в подданство Персии[245].
Кроме Б. Д. Михайлова, в Иранбюро вошли от Кавказского краевого комитета РКП(б) Буду Мдивани, от ЦК Азербайджанской компартии Нариман Нариманов, Анастас Микоян и Виссарион Ломинадзе, от ЦК Иранской компартии Илиханов и Д. Буният-заде. Все они были настроены весьма решительно, требуя эскалации советского участия в гилянских делах. Судя по докладу, посланному 21 июля 1920 года из Баку в Реввоенсовет Кавказского фронта, Борис Михайлов был аналогичного мнения. Признавая, что «персидское революционное движение… не затронуло еще широких народных масс», он считал возможным вовлечь их в борьбу «лишь» посредством «продвижения по территории крестьянской Персии персидской Красной Армии», для чего настаивал на отправке в Персию советской «воинской части»[246].
Вскоре Б. Д. Михайлов надолго заболел малярией и отошел от персидских дел, а советская республика в Гйляне конвульсировала до ноября 1921 года[247].
Поправив здоровье, Б. Д. Михайлов 15 декабря 1920 года принял участие в совещании Кавказского бюро РКП(б), единогласно принявшем решение о вторжении в меньшевистскую Грузию. Оно состоялось в феврале 1921 года, когда части Красной армии перешли границу с целью оказания помощи вспыхнувшему в районе города Шулавери восстанию. 25 февраля в Тифлисе был поднят красный флаг, а правительство Ноя Жордания эвакуировалось в Батум, чтобы оттуда на французском пароходе в сопровождении итальянского миноносца отправиться в Париж.
245
247
См.: